А между тем за окном еще только начинает темнеть. Февраль кончается, световой день понемногу прибывает. Раньше приближение весны меня всегда радовало, теперь скорее раздражает. Когда снимаешь виртуальный шлем, а на улице еще светло, солнце сильно бьет по глазам.
Вздыхаю. Ну когда уже эта курица приготовится, черт ее побери?
Собственная нервозность мне не нравится, и я решаю: нет уж. Для здоровья не буду сегодня больше работать. Лучше лягу спать пораньше.
После ужина я даже начинаю выполнять принятое решение: укладываюсь в кровать. Белкин, обрадованный изменением моего расписания, тут же пристраивается рядом, в своем кармане. Вроде бы мы не соприкасаемся, но общество человека во сне он все равно любит.
Однако валяюсь на кровати без сна. В голове только и вертятся, что ацетики, талесианки, преи… Лица моих замов, главного инженера и доктора. Ловлю себя на том, что начинаю относиться к ним как к людям. У каждого своя манера речи, свой характер, пусть по-настоящему хорошо я узнать никого еще не успел. Однако мне с ними уже комфортно. Комфортнее, чем было бы с живыми людьми.
Должно быть, это очень жалко звучит, когда у человека вместо друзей — кот да боты из игрушки. А по мне так нормально. Все равно все люди друг для друга боты, с ограниченным набором функции. По сути-то. Никто никому по-настоящему не нужен, все просто отыгрывают социальные роли, словно сюжет нехитрой игрушки…
Пялюсь в потолок. Между ушами никак не прекратит наигрывать музыка из заставки к «Узлу».
В конце концов откидываю одеяло, встаю и иду к компьютеру. Девять вечера. Еще час по моему расписанию можно поиграть — а потом меня Белкин выдернет.
* * *
…Пятеро руководителей поселения саргов возмущены до такой степени, что даже заявились ко мне в рубку.
Правда, туда их не пустили — это, оказывается, не положено, провести тогда переговоры с Виоланной и Гавриком… то есть Гарвиком в моей «диспетчерской» у меня бы все равно не получилось. Поэтому принимаю неожиданных гостей в специальной переговорной рядом.
— Это возмутительно! — машет своими мохнатыми усиками Сэми, а может быть, Айри или Лари.
— Ужасающе! — добавляет Айри, а может быть, Лари или Сэми.
— Невероятно! — поддерживает ее последняя оставшаяся.
— Позор для того, кто называет себя художником! — веско припечатывает Гра-Пок, и трое его подпевал немедленно подхватывают: «Да! Позор! Как точно и емко сказано!»
— Давайте для начала установим, — говорю я, копируя услышанную где-то фразу, которая, по моим представлениям, звучит ужасно дипломатично, — в чем суть ваших претензий? Вы не верите, что станция может являться арт-объектом?
