Я положила газету на кофейный столик.
– Пап, что происходит?
– Я не знаю, Поппи. Глобальное потепление? Обычно такое связывают с ним.
Минуту-другую я читала газету, заглядывая папе через плечо, а потом встала и потянулась.
– Идешь спать?
– Да, возможно. Но сначала постараюсь сделать кое-какие задания.
– В эти выходные снова встречаешься с Ноем?
Он говорил обыденным голосом, но при этом поглядывал на меня из-под очков в форме полумесяца.
Я покачала головой:
– Нет, не думаю. Он очень занят, репетирует перед важным выступлением.
Папа усмехнулся:
– Моя дочка – девушка рок-звезды… Никогда не думал, что наступит такой день.
– Мне не нравится думать об этом в таком ключе, – улыбнулась я в ответ. – Я думаю об этом по-другому: «Мой парень встречается с умной замечательной девушкой, и ему повезло».
У папы всегда были убеждения насчет самоуважения. Возможно, отсюда вылилась эта внезапная и странная тревога по поводу Ноя. Вероятно, он боялся, что я перестану быть самой собой, как только начну встречаться с каким-нибудь парнем.
Его усмешка превратилась в настоящую улыбку:
– Узнаю мою девочку.
Я СИДЕЛА ПЕРЕД ДОКТОРОМ ЭШЛИ и ждала, когда он нарушит молчание. На стене висела новая картина в рамке – очередная заурядная акварель за противоударным стеклом.
Начало нашего сеанса не задалось. Я извинилась. А мне всегда было непросто это сделать. Но верх одержали прочно укоренившиеся хорошие манеры, и я вдруг поймала себя на том, что бормочу извинения.
– Что ты сказала, Поппи? Не думаю, что расслышал.
Смотря в пол, я ощущала себя ребенком, которого заставили попросить прощения у кого-то в песочнице.
– Я сказала: «Извините, если была немного груба в последнюю нашу встречу».
Он потер руки. От радости? Нет. Это было всего лишь мое воображение.
– Это совершенно нормально, Поппи. Мы все временами расстраиваемся.
Сам он не извинился, и я не могла вспомнить, было ли за что. Но ведь существуют же правила извинений, в ответ всегда говорят: «И ты меня прости». Даже если не совершали ничего такого. Именно так поступают воспитанные люди.
Прошло минут пять, а я все еще ждала, когда он заговорит. Но я знала: этому не бывать. Зачем ему что-то говорить? Ему все равно заплатят, вне зависимости от того, общаюсь я с ним или нет.
– Если я не заговорю, мы так и будем целый час сидеть и молчать?
Доктор Эшли переплел и расплел пальцы.
– Если не хочешь, то можешь и не говорить, Поппи.
– Но вам же все равно заплатят, правда?
