Все места, где я плакала | страница 44
Я прижала руку ко рту от удивления, когда вошла в грот сказочных огней, а не в гротескную студию звукозаписи. Светящиеся гирлянды свисали с потолка, как будто шел дождь из звезд, змеясь вокруг приемной.
Риз стоял позади меня, и его дыхание касалось моей шеи.
– Тебе нравится? Я постарался.
Хотелось прислониться к нему; я повернулась.
– Ты хочешь сказать, что тут не всегда так? – пошутила я, стараясь скрыть свое удивление.
– М-м-м, нет, Амели, – невозмутимо ответил он, – тут не всегда висят декоративные огни с романтических фотосессий. Я сделал это для тебя.
– Это прекрасно, – совершенно искренне сказала я.
– Пойдем перекусим. Потом сможем записать пару треков.
Он провел меня в студию, которая была украшена еще ярче. Это напоминало очень изящную версию тех домов, которые попадают в газеты на Рождество. Я никогда раньше не бывала в настоящей студии звукозаписи, но она очень напоминала те, что я видела в документальных фильмах: две комнаты, разделенные звуконепроницаемым стеклом. Только вот там они обычно не увешаны сказочными огнями и в них нет пледа для пикника, разложенного на полу посередине.
Я остановилась в дверях.
– Как ты… – И заметила угощения, которые он разложил на клетчатом одеяле: коробку клубники, мини-пиццу и бутылку вина.
Он обнял меня сзади за талию и убрал волосы с одного плеча.
– Это секрет, просто наслаждайся.
Его губы были так близко, что он почти целовал мою шею. Я закрыла глаза.
– А теперь, – сказал Риз, делая шаг вперед и протягивая мне клубнику, – признайся, ты голодна?
Мой желудок скрутило в тугой узел, и я не думала, что когда-нибудь снова смогу есть. Даже макароны с сыром, которые были моей самой любимой едой во вселенной. Но я не хотела казаться грубой и неблагодарной, поэтому уселась на одеяло, взяла клубнику и втянулась в происходящее.
Риз был прекрасен. Он налил мне вина и снова стал расспрашивать:
– Что ты чувствуешь, когда играешь? – Он пристально смотрел на меня поверх бокала.
Я усмехнулась про себя.
– Всегда заранее боюсь, – начала я. – Ну, почти физически ощущаю это. Ненавижу себя за то, что соглашаюсь на концерт; за то, что думаю, будто достаточно хороша, чтобы играть; убеждена, что просто выставлю себя идиоткой и буду посмешищем всего города… А потом… ну, в тот момент, когда беру первый аккорд, все это просто тает, понимаешь?
Он кивнул. Он знал. И снова в объяснениях не было нужды.
– А когда все заканчивается, это как пробуждение ото сна. Сна, который все слушатели видели вместе со мной.