Выжидая, я потягивала кофе.
– Я распорядитель финансов Грейсона и Виктории Лейк, касающихся их нью-йоркских денежных вложений, имущества, активов, и… полгода назад я взял на себя заботу о личных потребностях их двадцатичетырехлетнего сына, Ноя.
– А что с ним случилось?
– Боюсь, ничего хорошего, – Люсьен посмотрел мне в глаза. – Вы не слышали о Ное Лейке?
– А должна была?
– Полагаю, что нет, если только вы не следите за новостями так называемых «экстремальных видов спорта».
– Вроде сноубординга или мотогонок по грязи?
– Да, и дельтапланеризма, альпинизма, прыжков с высоты… – Люсьен решительно поставил чашку с капучино на стол. – Ной Лейк активно участвовал во всевозможных видах экстремального спорта и писал статьи для соответствующих журналов. Он не довольствовался простым описанием всех рисков и опасностей, он во всем участвовал сам, – мужчина с нежностью улыбнулся, вспоминая об этом. – Лейк с детства был сорвиголовой. От его выходок у бедной матери волосы на голове вставали дыбом. Никто не удивился, когда он сделал на этом карьеру. Вольный дух, – улыбка сошла с губ Люсьена. – До несчастного случая.
В горле встал ком. Живое воображение тут же нарисовало мне разнообразные ужасные травмы, которые и вызвали в услышанном мной голосе такую горечь.
– Ной получил тяжелые повреждения?
Люсьен пристально посмотрел мне в глаза.
– Да, мисс Конрой, он получил серьезные травмы.
– Как это произошло?
Лицо пожилого джентльмена исказилось, взгляд потяжелел.
– Он уехал собирать материал для статьи, которую писал для… «Планеты Х». Его отправили нырять со скалы в Мексике. Такое ныряние крайне опасно, но Ной был опытным и… бесстрашным. При последнем прыжке он неверно оценил глубину воды и ударился затылком о камень. Он двенадцать дней провел в коме.
Я невольно ахнула.
– О нет. Он… парализован? – это объяснило бы его затворничество. Однако в двухэтажном доме нет пандуса.
– Ной не парализован. Он каким-то чудом избежал повреждения позвоночника.
– Какое облегчение.
– Но он ослеп.
– Ослеп? – выпрямилась я на стуле.
Это звучало просто и безболезненно. Даже почти не трагично по сравнению с теми телесными повреждениями, которые Ной мог получить. А все могло быть гораздо хуже. Как с Крисом…
Я отогнала мысли о брате и подумала о Ное Лейке. Попыталась представить, каково это – потерять зрение. Когда густая черная завеса ничего не пропускает: ни краски мира, ни свет, ни пейзажи, ни лица любимых людей.
– Какой ужас.
