Где-то около того окна в разгар учебного года в первом классе я начала читать больше, чем разговаривать, а разговаривала я очень много. Сначала я прочитала все, что читали дети во втором ряду, а потом – все, что читали в третьем. Я не помню, когда именно закончила программу чтения для детей в четвертом ряду, но это точно было тогда, когда я сидела во втором. Мое присутствие в маленькой классной комнате, в которой занимались сорок учеников, мог выдержать разве что святой с огромным запасом терпения, и почти во всех отношениях учителя той школы – сестра Роуз Маргарет, сестра Салезия и позднее сестра Игнация – были святыми.
Когда я сидела во втором ряду, произошло нечто потрясающее. Учительница поговорила с моими родителями, Фрэнком и Мэри, и после этого в задней части классной комнаты стали появляться книги. Полки, которые до этого были полупустыми, как по волшебству начали заполняться целыми рядами книг: там были сказки, научно-популярная серия «Все обо всем», истории героев и, конечно, биографии святых. К концу четвертого класса, когда мой брат Джо сидел в третьем ряду, сестра Карен – в первом, а братик Грег еще ждал своего часа, чтобы переступить порог класса, я прочитала все эти книги и еще многие другие.
За это время я изменилась. Не важно, какой маленькой я была по сравнению с целым миром, но каждый день я проводила в компании настоящих и вымышленных героев. Поль Баньян, Том Сойер, Румпельштильцхен и Тереза Авильская казались мне такими же реальными, как мои соседи по Ореховой улице. Я стала существовать в двух параллельных мирах, и в мире книг я никогда не чувствовала себя не такой как все или одинокой. Этот опыт сослужил мне очень хорошую службу, особенно потом, в дальнейшей жизни. В те годы, когда я на удивление тихонько сидела в маленькой классной комнате, меня каждый день короновали, канонизировали или выдавали замуж.
Еще одно живое воспоминание о том времени связано с сестрой Салезией, которая прилагала все возможные и невозможные усилия, чтобы научить читать детей, у которых это, по-видимому, не получалось. Я наблюдала, как весь школьный день она терпеливо выслушивала их мучительные попытки что-то прочитать хором, а после школы все начиналось снова, но теперь уже она выслушивала каждого по одному.
Мой лучший друг Джим был одним из тех детей, кто надолго оставался после уроков. Когда над ним склонялась сестра Салезия, Джим вдруг становился совершенно непохожим на мальчика, которого я знала, вожака компании, имеющего на все ответ, такого двойника Тома Сойера и Гекльберри Финна середины XX века в одном флаконе. «Другой» Джим выглядел бледным подобием самого себя, нерешительно читая буквы, на которые указывала сестра Салезия. Когда я видела, что этот неукротимый мальчик настолько не уверен в себе, мой мир переворачивался с ног на голову. Не меньше года они тихо и упорно работали после школы. Сестра Салезия сказала тогда родителям Джима, что некоторым очень умным детям, чтобы научиться читать, нужна дополнительная помощь.
