— Может, он его узнал, позвонил в справочную, там дали адрес. Мне кажется, сейчас можно узнать все, особенно по Интернету, а за какие-то пятьдесят баксов купить незарегистрированные и мобильные номера.
— Не думаю, что у Волчонка в камере есть компьютер, — раздраженно говорит Марино.
— Рокко Каджиано мог достать для него любую информацию, — напоминает Бентон. — Одно время у него был номер Люси, он же собирался ее сместить. А Жан-Батист просто попросил.
— Кажется, ты не отстаешь от жизни, — Марино пытается увести разговор от Рокко Каджиано.
— Ты читал письмо, которое он прислал Люси?
— Она мне о нем сказала. Не захотела отправить его ни факсом, ни по электронной почте.
На самом деле, Марино это беспокоит. Люси не хотела, чтобы он видел письмо.
— Он писал кому-нибудь еще?
Марино пожимает плечами, отпивает глоток пива.
— Без понятия. Тебе, скорее всего, нет, — шутит он.
Бентон не смеется.
— Потому что ты умер, не понял, что ли? — объясняет свою шутку Марино. — Если осужденный помечает конверт «Адвокату» или «Прессе», охранники не имеют права его вскрывать. Так что если даже Волчонок кому-то пишет, эта информация закрыта.
Он снова начинает отрывать этикетку, рассказывая дальше, словно Бентон не знает, какие в тюрьме порядки, словно не допрашивал там сотни опасных преступников.
— Правда, можно посмотреть список его посетителей, потому что большинство людей, которым они пишут, навещают их. У Волчонка тоже есть такой список. Так, дай-ка подумать… губернатор Техаса, президент…
— Президент Соединенных Штатов? — особенность Бентона — все воспринимать всерьез.
— Ага, — кивает Марино.
Его раздражает видеть в этом человеке того Бентона из прошлого, с которым он работал, который был его другом.
— Еще кто? — Бентон берет блокнот и карандаш с аккуратно сложенной стопки бумаг и журналов возле компьютера.
Он надевает маленькие очки а-ля Джон Леннон, которые никогда не стал бы носить раньше. Снова садится в кресло и записывает время, дату и место на чистом листе бумаги. С дивана Марино различает только слово «правонарушитель», больше он ничего не может увидеть, тем более что у Бентона мелкий почерк.
— Его родители тоже в списке, — отвечает Марино. — Смешно, да?
Бентон перестает писать и поднимает глаза:
— А его адвокат? Рокко Каджиано?
Марино молча взбалтывает оставшееся на дне бутылки пиво.
— Ну так как насчет Рокко? — повторяет Бентон. — Может, расскажешь мне?
— Забудь, что он мой… — в глазах Марино вспыхивает гнев, смешанный со стыдом. — Забудь, что он со мной вырос, что я вообще его знаю. Не хочу о нем слышать, снес бы ему башку, как и любому говнюку.
