— Отдайте старой Минди.
Полоумная старуха целый день работала и теперь дремала от усталости. Слова бая ее мгновенно разбудили.
Потом в чашах вместимостью до двух-трех стаканов подали крепчайший бульон. Этот бульон был очень вкусный и питательный. Бай сделал три глотка и передал чашу Арсланбаю. Гость только пригубил. Сидящие за табном все были сыты и не могли уже решиться ни на один глоток. Зато толпящиеся у дверей старались не оставить в чаше ни одной капли.
Выпив бульон, все совершили молитву.
Подростки, детвора, работники, соседские джигиты ушли. Оставшиеся выпили по чашке кумыса и примостились кто на подушках, кто на ковре, кошме, кто растянулся на земле вокруг очага. Рыгая, поминая при этом имя божье, сплевывая, опять рыгая, — кто, взяв щепотку насбаю, кто, затянувшись папиросой, — начали бесконечную беседу, пересыпанную шутками и меткими словечками.
После повествования Арсланбая о ссылке, после рассказов Сарсембая о межродовых распрях самыми интересными оказались рассказы старого Юнеса. Он увлекательно рассказывал, как угонял на своем веку целые стада, принадлежавшие враждебным племенам, а главным образом колонистам, «осевшим на землях казахов», как находил и отнимал у конокрадов похищенных коней. Богатая мимика его сурового лица и блеск маленьких раскосых глаз придавали его то веселым, то страшным рассказам особую живость.
Снаружи послышались голоса, прозвенел серебристый смех Карлыгач-Слу. Никто из собеседников не придал этому значения, но гость понял, что девушка зовет его. Однако он не мог расстроить беседу, встать раньше старших и потому остался на месте, дожидаясь удобного момента.
Вдруг раздался торопливый конский топот, он оборвался у самой юрты. Кто-то, не слезая с лошади, крикнул:
— Умер… Дженаза…
Собеседники привстали, прислушались, по голос уже умолк, конский топот возобновился и замер вдали.
Беседа расстроилась. Все напряженно ожидали.
— Что случилось? Подите узнайте, — ни к кому в частности не обращаясь, приказал бай.
Самым молодым из присутствующих был длинноволосый джигит. Он поднялся, но выйти не успел — дверь распахнулась, торопливыми шагами вошла Карлыгач-Слу в бархатном бешмете с узкой талией, обшитом на груди позументом, в продолговатой каракулевой шапочке, также отделанной позументом, и сообщила:
— Мы с Айбала-джинги стояли около привязанного жеребца. Со стороны Озон-Куля примчался верховой. Он сказал: «Сегодня на заходе солнца преставился старейший рода Найманов Байтюра-мирза. Опечаленный брат его Якуп и вдовая байбича Рокия, послали меня известить род Сарманов. Завтра в полдень дженаза». И ускакал дальше, чтобы оповестить других.
