Дочь степи. Глубокие корни | страница 37
Гости со смехом, довольные и конем и седоком, смотрели вслед. Дикий жеребец и пастух в одну минуту скрылись с глаз.
После долгой бешеной скачки, преодолев тысячу трудностей, пастуху удалось подвести присмиревшего жеребца к группе людей.
— Довольно! Оседлай снова! — приказал старый Юнес.
Девушка захотела непременно вернуться на этом жеребце, но «отец конских пастухов» решительно воспротивился:
— Не подобает казахскому народу лишиться красавицы.
Не дал он жеребца и Арслану. На своем веку он объездил немало лошадей и знал, что с этим жеребцом предстоит еще много хлопот. Догадываясь, что в честь гостя будет сварено мясо, Юнес решил попасть на угощение и потому объявил, что на жеребце поедет сам. Конечно, никто ни единым словом не возразил ему.
Старый Юнес с помощью двух пастухов взобрался на седло. Девушка, джигит и Сарсембай последовали его примеру.
Необъезженному жеребцу было трудно скакать вместе с остальными. Старый пастух то ехал рядом, то, не в силах удержать коня, уносился далеко в степь.
— Я хочу ехать вместе с пастухом, — сказала девушка.
Бай разрешил ей это, девушка стегнула коня и помчалась догонять Юнеса.
Гость счел неудобным оставить Сарсембая одного и только посмотрел вслед девушке, стрелой летевшей на маленьком красивом скакуне.
XXIII
Они вернулись к вечеру, когда озера в бескрайней зеленой степи загорались от багряных лучей заходящего солнца желтым пламенем.
Тщедушный, хромой Кучербай пригнал овец; Джолконбай и работница отвязывали жеребят; Айбала, тукал, соседка и мать мальчугана, обвиненного в краже утиных яиц, доили коров, подпускали к ним телят; полоумная старуха перетаскивала в черную юрту свалянные за день кошмы.
Степь встречала вечер. Кобылицы, коровы кормили детенышей, с которыми были разлучены целый день. Жеребята с серебристым ржанием ласкались к матерям и, довольные, носились по степи. Весь джайляу готовился к ночному отдыху.
Давно сварилась жирная баранина, и распространял вкусный запах крепкий бульон. Все с нетерпением ожидали, когда мясо выложат на блюдо, и только беспечная детвора с горящими глазами толпилась вокруг потного, покрытого пеной жеребца — разбирали его стати и спорили о том, сможет ли он обогнать иноходца Арсланбая.
Девушка и джигит тотчас по возвращении расстались. Побыть наедине не представилось случая. Арсланбай только успел сказать:
— Карлыгач, много слов имею тебе сказать, позволь прийти вечером.
— У какой девушки хватит решимости отослать долгожданного? — улыбнулась девушка и ушла в белую юрту.