Дочь степи. Глубокие корни | страница 36
Пойманный конь и был тот самый жеребец, которого Карлыгач-Слу выпросила у отца. Хотя ему шел пятый год, он еще не знал узды, к нему не прикасалась рука человека. Страх и злоба жеребца были сильнее, чем у молодого пленника, со скованными руками и ногами ожидающего своей участи. Петля, накинутая на шею, лишила его сил. И все же, когда Юнес приблизился к нему и впервые провел рукой по гриве, жеребец не выдержал, напряг все силы и, не помня себя, охваченный одним желанием уничтожить врага и вырваться на волю, взвился на дыбы. Но руки человека не знали пощады, узы были крепки. На помощь пастухам подоспели Арсланбай и Сарсембай. Поглаживая жеребца, похлопывая по холке и шее, надели на него уздечку с длинным ременным поводом. Жеребец почувствовал себя пленником навек. Он никак не мог успокоиться, дрожал всем телом, в глазах его сверкали злоба и страх. Карлыгач-Слу, не отрывая взора, охваченная радостью, приблизилась к жеребцу, положила руку ему на шею и стала гладить волнистую гриву.
— Ну, теперь ты довольна? — со смехом спросил Сарсембай.
XXII
Конь и впрямь был редкостный.
Грива черная, хвост ниспадает волнами, крепкие мускулы на бедрах чуть выдаются, грудь широкая, на лбу лысина, достигающая извивами конца губ и придающая коню особую оригинальность. Ряд ровных, длинных, белых зубов, большие, горящие глаза, а особенно округлые маленькие блестящие копыта указывали, что конь не уступит первенства многим лучшим скакунам степи. Белая полоска, тянущаяся по хребту от гривы до хвоста на фоне иссиня-черной лоснящейся шерсти, и белые ноги выделяли жеребца из тысячного табуна.
Жеребец немного успокоился. Джигит осмотрел его и, повернувшись к девушке, сказал:
— Коня взяли отличного, но все же мне хочется потягаться с вами.
— Я согласна.
Жеребца не спеша взнуздали, оседлали, крепко затянули подбрюшник. Конь вздыбился, но уже чувствовалось, что он смирился.
— Умеешь объезжать диких жеребцов? Попробуй! — приказал Сарсембай одному из пастухов.
Седло сняли, пастух откинул повод к гриве, погладил коня по хребту и вдруг вскочил к нему на спину. Это было для жеребца полной неожиданностью. То ли желая сбросить седока, то ли не в силах сдержать щекотку, жеребец с быстротой молнии отпрянул, но, не стерпев боли от удил, вздыбился, будто готовый взметнуться к небесам. Но джигит, казалось, прирос к коню и только все крепче и крепче натягивал удила. Сжав ноги, он изо всей мочи стегнул коня по крупу. Конь вместе с седоком умчался в степь.