Казалось, бой уже закончился. Сыч не торопясь поднялся, достал нож, сделал шаг к поверженному врагу, замахнулся, но ударил в пустоту — противник так же как он, без подготовки, моментально в другое место, оставляя за собой слабый след, как на фотографиях с высокой выдержкой.
Нож тренькнул о камень, Сыч оглянулся и снова сделал рывок. В эти моменты он был похож на разогнавшийся автомобиль. Или поезд. Или летящий со скалы валун. Наверное, вблизи послышался громкий хлопок.
Пластун был похож на помятый бумажный стаканчик: весь в ссадинах и потеках крови, порванный камуфляж, отлетевший в сторону автомат, — но на этот раз он был настороже. Отпрыгнул, но не успел. Летящий тараном Сыч задел его руку и выбил только что вытащенный из ножен короткий кинжал.
Рука опала плетью, Пластун оступился, с трудом поймал равновесие, а Сыч уже достал из кобуры пистолет. Пластун, уходя от прицела, снова перетек в новое место, но не вперед, не пытаясь атаковать противника. Возник позади Свиста, спрятавшись за ним, и пока Сыч соображал, что делать, вцепился в нацеленный на место боя автомат «проводника», заблокировал его второй едва шевелящейся рукой и нажал на курок. Длинная очередь прошила Сыча и по дуге ушла в небо.
Пластун отпустил оружие и рухнул на землю, пытаясь опереться на больной локоть. Рука не удержала, и он упал, ударившись о камни и без того разбитой головой. Свист, не высказывая недовольство от грубого насилия над его оружием, кивнул Корню. Тот умелыми движениями перевязал голову раненого бойца, подал руку, и когда Пластун уверенно утвердился на ногах, Свист протянул ладонь для рукопожатия:
— Ну что, поздравляю нового Кормчего!
Загрузились в машины и уехали почти сразу же, и Кнут, стараясь разглядеть и запомнить оставленные в пыли характерные следы шин, осторожно, по обочине, побежал за ними. Юноша совсем не надеясь на свои навыки следопыта, но не был способен просто остаться. Нужно было попытаться выяснить, куда повезли попавшего в беду товарища.
«Убить человека — раз плюнуть. Первый раз трудно. А потом привыкаешь. Раз — и все. Как свинью зарезать» — разоткровенничался как–то перед Кнутом, тогда еще Никитой, и его поселковыми друзьями изрядно подвыпивший дядя Леша, оттрубивший в разведке обе чеченские компании.
Подростки слушали, затаив дыхание. Дядю Лешу любили все, знали как доброго спокойного человека. Увидеть в нем хладнокровного убийцу было сложно. И каждый примерялся: представлял себя дерзким разведчиком, бравым Рембо, мудрым и отважным командиром, а кто–то пугался, гнал мысли о войне.
