Пару секунд спустя дымящийся капот детища отечественного автопрома уже подпирал полицейский автомобиль. Пока Сергейцев отвлекся на шум, троицы и след простыл — в мгновение ока собралась толпа, которая скрыла их от следователя.
— Вот это везение, — сказал Антон, когда они оказались рядом с домом, — просто невероятное.
— Настолько невероятное, что это и не везение вовсе, — ответил Филимонов. — Это ловкость рук и никакого мошенничества.
И прежде, чем Антон успел открыть рот, чтобы задать еще один вопрос, его вежливо подтолкнули к дому.
— Сейчас твоя главная задача — найти камень. Если этого не сделать, все будет впустую.
Они вошли в скромный старый домик. Антон начал копошиться в вещах.
— Кажется, вам не очень везет со знакомствами — начал он. — Чернов вас не слишком любит, а теперь еще и этот полицейский на улице.
— Благими намерениями, сам понимаешь, — ответил Александр.
— Да понимаю, конечно. Пусть это только лишь выражение, но… — он продолжал раскидывать вещи, пытаясь найти камень.
— Прекрасно, — улыбнулся мужчина.
— Что прекрасного?
— То, что есть еще люди, которые не признают эту новизну. Рай и ад. Наказания за грехи. Религии. Хотя бы это.
— А. Ну да, я не верю в это.
— Я бы на твоем месте не верил ни во что, — сказал Александр, присаживаясь на скрипящую кровать. — Все, что сейчас есть в вашей культуре — все слишком новое.
— Новое? — переспросил Антон, повернувшись от стула с комом вещей в руках.
— Ну или обновленное. Вот почему, по-твоему, исходной культурной точкой твоей страны является Византия, она же Греция, в которой есть мифы о минотаврах, а у вас ничего такого нет?
— Религия вытеснила?
— Отчасти. Но холодно.
— Ммм, — юноша по-прежнему стоял на месте и Александр поторопил его, — может быть, потому что это не наше?
— Не ваше?
— Ну, изначально не наше.
— Таак, теплее.
— В смысле, что греки из поколения в поколение верили, что существуют всевозможные, эээ, зверолюди, назовем их так. И каждое следующее поколение это все впитывало. А у нас был свой набор легенд. Про леших и водяного. Про Бабу-Ягу и Кащея. И греческое все не очень прижилось.
— Хм, — Филимонов покачал головой. — Интересная мысль. Более правильная, чем те, что мне доводилось слышать раньше. Скажем так, истину у вас уничтожили во имя власти. Все, что противоречит официальной истории и уж тем более религии, вот уже больше тысячи лет активно вычеркивается. Создаются «народные» сказки, шлифуются, становятся более добрыми.
