– Вы завершили вашу службу, но не забывайте, что еще в течение полугода вы будете оставаться резервистом, – с садистской улыбкой бросил он.
– И что это значит? – наивно спросил я.
– Это значит, что у вас двенадцатимесячная подготовка, и вы будете в первых рядах в случае военного конфликта!
Напрасно я объяснял ему, что киномеханик-теплотехник будет в таком случае бесполезен, где бы ни произошел конфликт, сержант продолжал настаивать на моем статусе резервиста. Первый же поезд отвез меня в Лион, где я два часа ожидал поезда до Парижа.
Ничего страшного, ожидание в Лионе – это уже роскошь. Как только добрался до Парижа, я позаботился о том, чтобы завершить мой короткометражный фильм. Благодаря нескольким специалистам, которые бескорыстно взялись мне помогать, я смог монтировать фильм по ночам, в нерабочее время. Патрик Гранперре был коротко знаком с киномехаником «Одителя», и тот устроил мне показ. Я психовал, как бешеная муха. Патрик приехал со своей женой Доминик, которая была главным монтажером. Так как возвращался с рабочей встречи по поводу другого фильма, он привел с собой нескольких приятелей в качестве экспертов. Это был первый официальный показ моего первого короткометражного фильма. Фильм начался. Черно-белое изображение. Звук. Музыка. Все было как надо. Я был настоящим режиссером-постановщиком. Все в порядке. У меня на глаза навернулись слезы, а на губах блуждала довольная улыбка. Я это сделал. Все представлялось мне совершенным, за исключением, пожалуй, актера, занятого в главной роли. У него были слишком короткие волосы, правда, никто не знал, что на время съемок он прибыл из армии. Через двенадцать минут фильм закончился, в зале вновь загорелся свет, а у меня на губах все еще блуждала идиотская улыбка.
– Ну и как? – спросил я Патрика, готовый выслушать похвалу.
Но прочесть что-либо по его лицу было невозможно. Доминик что-то искала в своей сумочке, а их друзья уже ушли.
– Пойдем пропустим по стаканчику, – мягко предложил Патрик.
Мы зашли в кафе и заказали выпивку. Мы говорили обо всем, кроме фильма. Я уже потихоньку начал бледнеть и превращаться в студень. По доброте душевной Патрик не дал мне долго агонизировать.
– Люк, если ты хочешь остаться в этой профессии, есть кое-что важное, о чем ты должен знать.
Я уже весь обратился в слух, я так нуждался в советах, наставлениях.
– Когда нечего сказать, надо заткнуть пасть, – простодушно бросил он.
Его фраза упала, как нож гильотины, так что я даже не успел понять, в чем меня упрекают. Это был не приговор, а экзекуция. Патрик допил свой кофе, похлопал меня по плечу и исчез.
