— Очень хорошо, — одобрил Слава, мало понимая, зачем работу обязательно сравнивать с войной, — только ведь я всего этого не видел.
— Увидишь, чудак-человек! А пока давай пару письмишек на школьную тему обработай. Конец учебного года, а они тоже, между прочим, люди. — Он подал Славе два авторских письма и снял телефонную трубку.
— Алло, Люсенька, дай хату! Алло, Витька, матери скажи… Ну, позови, позови. Варь, сходи, пока не закрыли, в магазин. Я с человеком приду. Сказал сходи — всё! — И положил трубку, как бы пресекая сопротивление жены. — Мне на четвертую полосу надо сто двадцать строк, так что разбавь там пейзажем.
Письма, которые Смирнов дал Славе, были в несколько строк. В одном сообщалось, что в поселковой школе начались экзамены, в другом, что пионеры ездили на районный слет туристов.
— Можно я на машинке? — спросил Слава.
— Бери, если умеешь.
Слава поставил пишущую машинку на свой стол, заправил чистый лист бумаги, положил руки на клавиши, на секунду закрыл глаза и… застрекотал, как из пулемёта:
— «Кто быстрее разожжёт костер?
— Кто не собъётся с дороги в глухом лесу?
— Кто раньше всех поставит палатку?
— Чей суп будет вкуснее?
Поспорить об этом собрались в лесистом Чак-Чаке пионеры нашего района…»
— Ты смотри, — сказал Смирнов, наблюдая за Славой, — здорово стучишь!
Слава знал, как поражает всех его умение работать десятью пальцами, не глядя на клавиатуру пишущей машинки.
— Я телеграфист первого класса, армейская специальность.
— Для нашего дела — это клад, — сказал Смирнов. — Может, и стенографию знаешь?
— Нет, не знаю.
Второе письмо Слава обработал ещё быстрее и, как ему показалось, удачнее.
— Всё! — Он быстро вынул из машинки последний листок.
— Ну-ка, дай! — Смирнов нетерпеливо протянул руку.
Слава подал обе заметки.
— Отлично! — ревниво сказал Смирнов. — Молодец!
Слава смутился, потупил взгляд, и вдруг всё поплыло перед глазами, к горлу подступила тошнота, лицо покрылось холодной липкой испариной, сознание стало меркнуть.
— Что с тобой? — Смирнов вскочил. — Ты что, старик?
— Не знаю, со мной так часто бывает в последнее время… Сейчас пройдет…
Смирнов расстегнул Славе ворот рубашки, стал обмахивать его газетой.
— Ну что, старик, полегчало?
— Спасибо, уже прошло.
— Шабаш! Пошли на воздух, это ты переутомился. Может, не ел? Пошли да хаты.
На улице Славе стало легче, а когда они вошли в калитку дома Смирновых, он чувствовал себя уже вполне здоровым человеком. На крылечке дома десятилетний мальчик играл на белеющем перламутром баяне «Полюшко-поле».
