Сколько же обещаний можно брать с тебя?!»
Всякий раз Славе становилось стыдно до слёз, и он тут же начинал клясться, что это случилось с ним в последний раз. «Ну, поверь, мамочка, если повторится, можешь со мной больше не разговаривать! С завтрашнего дня начинаю новую жизнь!» В порыве искреннего раскаяния Слава всю ночь занимался и засыпал под утро. Утром, уходя на работу, мама будила его, он обещал ей сейчас же встать, но, как только за мамой закрывалась дверь, поворачивался на другой бок и засыпал сном праведника. А когда просыпался, то в школу идти было уже поздно, и Слава, дав себе очередное обещание, принимался читать какой-нибудь роман. А там мальчишки подбивали его сходить на рыбалку или «рвануть» в горы. Ну как отказаться от такого соблазна?! «Ничего, потом сразу всё выучу!» Потом мама уезжала в командировку, и Слава получал полную свободу на три дня. «Я за три дня горы сворочу! Не буду ходить в школу, зачем зря тратить на уроках время: всё равно играешь в морской бой, на переменах тоже не сосредоточишься — сутолока! А дома — тишина! Все упражнения переделаю, по физике и химии выучу все параграфы. И вообще всё подгоню. Времени ведь — вагон! Надо рвануть и вырваться раз и навсегда из этой трясины! Проживу без Танькиных подсказок — зубрила несчастная!»
Слава устраивал себе на диване удобное ложе, сносил на него все подушки, на пол перед диваном клал все учебники, чтоб «рвануть и вырваться раз и навсегда из этой трясины»! С другой стороны дивана он клал на табурет книги «для минутного отдохновения души» — в основном романы русских классиков. Здесь же, на другом табурете, ставил сахар, конфеты, пирожки, ватрушки, стакан с блюдцем; на пол — чайник, так, чтобы его можно было подцепить ногой, не вставая с дивана. Блаженно вытягивался, предвкушая, как он сейчас «рванёт!» Для «разминки», для «душевной разрядки» брал в руки новый роман и погружался в сладчайший мир чужой жизни. О, какой это был для него заколдованный плен! Перевертывалась страница за страницей… «Ну, дочитаю до ста — и все! Еще пятьдесят! Ещё одну главку!.. Ну, до двухсот — времени-то ещё вагон!» Страницы сами перевертывались, и Слава переставал их считать. Машинально грыз сахар, жевал пирожки, пил холодный чай, не вставая с дивана и не выпуская из рук книгу.
В холодильнике оставались борщ и соус. «Их надо разогревать. Ничего, обойдусь и так». Потом, уже поздно ночью, если он не дочитывал книгу до конца, он вставал размяться, похлебать возле открытого холодильника борща. И снова принимался за чтение и читал до тех пор, пока не перевертывалась последняя страница. Иногда на такое чтение уходило два дня и две ночи. «Теперь высплюсь и успею всё сделать! Он брал в руки учебник, но после Тургенева, Толстого, Достоевского, Чехова, Бунина все упражнения и задачи казались такой нелепицей и суетой, что Слава вздыхал над ними, зевал до слез, потом начинал пересматривать книги любимых писателей, открывал одну из них и опять забывал обо всём… пока не приезжала мама. С её приездом обрушивались на Славу муки совести. Узнав, что он не ходит три дня в школу, — а мама почему-то об этом узнавала ещё не переступив порог дома, — она начинала плакать, упрекать Славу.
