Когда Боря еще лежал в больнице, Борис все бегал, все хлопотал, чтоб усыновить его — это тогда казалось ему главным. «Мой сын и — Чередниченко! Отсюда все неприятности. Боря должен быть Болотовым. Как только Боря станет носить мою фамилию, все сразу изменится в лучшую сторону». Когда документы были оформлены и Боря Чередниченко стал называться Борей Болотовым, в жизни Бориса ничего не изменилось. Правда, ему было приятно открыть свой паспорт и прочесть: «Сын — Борис Болотов», но чувство это скоро притупилось, перестало будить радость.
Не изменилось ничего и в жизни маленького Бори, разве только ему нравилось, когда Борис говорил:
— Мы с тобой — Болотовы…
Потом Борис стал носиться с новой идеей: останься они с Борей вдвоем — все было бы иначе. Но эти мысли у него скоро выветрились; выветрились, как только сыну купили коляску. Борис понял и ничего не мог с собой поделать: на людях он стеснялся увечья Бори. Теперь у него была новая идея: если бы не тётя Катя да Олежка, всё ещё можно было бы поправить… Но как сказать об этом Оле?
Когда Борис решал идти домой сразу после работы, он выпивал два стакана вина. Потом добавлял еще один, думая: «Уж сегодня я скажу Ольге, что у меня прав больше, пусть отправляет бабу Катю с крикуном к Фёдору, а мы заживем своей семьёй». Он решительно звонил в дверь, на звонок выходила тётя Катя. Она же наливала ему тарелку борща. Боря заявлял, что будет обедать второй раз с отцом. Ольга не показывалась — сидела в другой комнате с Олежкой, строгая и неприступная.
Как-то в один из последних вечеров Борис пришёл особенно пьяным и до поздней ночи изливался Боре в своей любви, говорил, что, останься они втроём, зажили бы на удивленье и зависть — отец, мать и сын! Боря попробовал заступиться за брата, которого горячо любил.
— А чем нам Олежка мешает? Он, знаешь, как улыбается! И ручки тянет!
— При чём здесь Фёдоровский выродок?
Этих-то слов и не могла вынести Оля. Любовь братьев была главным источником её гордости, её надежды. Она быстро вошла в комнату Бориса.
Что она могла сказать сыну, как забрать его из пьяных объятий отца, как оградить его душу?
— Оля, иди к нам! — Борис протянул к ней руки. Сын сжался, ожидая ответа матери.
— Ты, Борис, пьян, вот и говоришь слова, которых завтра будешь стесняться.
Утром Оля вышла следом за Борисом на лестничную площадку.
— Борис!
— Только не здесь, — перебил он её и, показывая на закрытые двери соседей, добавил, — здесь везде уши!
