Крепкой рукой он бы жал руки других, так же как он, работяг. Переодевался в своём вагончике в пыльную робу, забирался бы на высоту и строил, мать его, самое высокое здание в этом гадюшнике. Здание из великолепных марок бетона, крепчайшей арматуры и прочных балок, сваренное, залитое и заклёпанное на совесть. Которое бы простояло не одну сотню лет. Как и его семья. Его родители были бы ещё живы… его дедушка и бабушка ещё были бы живы, и ждали детей и внуков. У него были бы потомки, которые проживут не одну счастливую жизнь без кошмаров.
Да.
Наверное, Йован никогда не увидит своих детей. Наверное, Йован умрёт, чтобы чьи-то дети прожили счастливую жизнь без кошмаров.
Йован выдохнул, смахнул пыль с убогого деревянного столика и посмотрел вниз, на парковку Первого Отделения. Он предпочёл холод и пыль тамошнему тесному, неуютному и совсем не интимному столику, отделённому от остальных лишь невысокой ширмой из гипсокартона. Конечно, он бы мог попросить кабинет у начальства и ему бы даже выделили, но какая-то старая привычка просто таки вынуждала его иметь свой чулан и секреты, подальше от остальных людей.
Не то чтобы он не доверял Крису, скорее желал оградить его от того, в чём брат интереса не видел. Йован старший и это его дело расхлёбывать настолько большие ложки дерьма.
В моменты таких расследований и дел подобного уровня, Йован мечтал уехать подальше. В какую-нибудь Болгарию, прямо на побережье, в самый убогий и тихонький ихний городок. Где на ближайшие километров пятьсот не было бы никого, кроме скучного перевёртыша-тренера по йоге, мирного и просвещённого чувака, который полностью себя контролирует и угощает тебя травяным чаем при обходе. Вдвоём бы они сформировали своё маленькое Отделение и занимались бы инспекцией нудиских пляжей, пивнушек, рок-концертов, закусочных со свежей морской кухней, подозрительно слишком красивых женщины, и выяснением скольким болгаринам они смогут набить морду в пьяный вечер пятницы, чтобы почувствовать себя королями ихней земли.
Вот бы дожить до пенсии. Вот бы дожить до того момента, когда он сможет удержать себя от того, чтобы зарываться как маньяк в эту грязь и темноту. Вот бы дожить.
Чайник закипел. Йован бросил в кружку пакетик чая, наполнил её кипятком, подул, вдохнул аромат и осторожно хлебнул. Со стены ему улыбалась прижизненная фотография Марты Веил. Балерины в прошлом, клубной танцовщицы, ученицы бостонского колледжа и просто доброй, хоть и посредственной девочки, приехавшей посетить родителей в этот проклятый городишко.
