— Открой…
— Найди выход…
— Твой путь…
— Войди…
Лиам подошёл ближе, коснулся ручки и повернул. Дверь заскрипела и с трудом поддалась.
Внутри сидел мальчик. Не тот, которого он застрелил, а удивительно похожий на него самого.
— Что с тобой приятель? Ты в порядке? — спросил Лиам, стараясь смотреть ласково в перепуганные глаза.
— Я потерялся… — всхлипнул мальчик. — Где моя мама? Я не могу найти маму… Тут так холодно…
— Твоя мама… — Лиам хотел сказать ему всё как есть, но осёкся.
Лицо мальчика исказилось, почернело, вывернулось от ярости и ненависти, покрылось синяками, ссадинами и грязью, стало похожим на череп. Кожа на его лице натянулась, лопнула и обнажила пулевое отверстие, только не во лбу, а на щеке.
Что было силы он ударил Лиама. Кровь брызнула во все стороны. Лиам отлетел назад, детская ручка закрыла дверь, и Лиам остался один в темноте. Ещё долго он слышал тяжёлое, хриплое и болезненное дыхание.
После инцидента в больнице город замер. Трагедию освещали только в местных СМИ, дабы не привлечь в город скорбящих паломников и не сеять лишнюю панику. Первое Отделение стало напоминать раздражённое осиное гнездо. Начальству нужны были ответы и срочно. И Йовану тоже.
Даже брат не знал, что у него есть свой офис. Комнатушка, запираемая на ключ, расположенная на двадцать шестом этаже одного из недостроенных корпусов делового центра, с видом на Первое Отделение. Здесь не было воды, стеклопакетов, дверей и отделки, лишь сквозняки, кабель дающий электроэнергию и душистый, пыльный бетон.
Ступая тяжёлыми ботинками по его шероховатой несовершенной поверхности, собирая на подошвы и слишком длинные джинсы эту пыль, Йован часто представлял себя строителем. Не прорабом или важным начальником в лоснящейся новенькой каске, который никогда не работал и не брал в руки тяжёлого, а крепким и простым парнем с окраины. Которому посчастливилось не открывать дверь в страну кошмаров, не думать о смерти и о том, что он сделал так мало, чтобы мир был безопасным. Которому повезло жить спокойной жизнью, крепко спать и спокойно же, без всяких кошмаров, умереть.
С рассветом он бы вставал на работу, неспешно и без всяких лезущих в голову мыслей, принимал бы душ. Ещё мокрый приветствовал бы на кухне жену-простушку, которую бы знал ещё со школы, и в которой видел ту единственную и самую красивую, с которой можно и нужно состариться. Брал бы из её мягких рук бумажный пакет с вкусным и почти что божественным завтраком, целовал бы её крепко, как в последний раз, и шёл бы в толпе невыспавшихся людей на станцию метро. С улыбкой.
