. По интонации этого письма чувствуется, что Пушкин еще не вполне успокоился, воспоминания о «стране полуденной» и итальянской опере еще тревожат его, свою тоску он пока еще избывает в седле, летая по сбросившему листву лесу и непроезжим ноябрьским дорогам. Но все же нота примирения уже ощущается. И во многом она связывается с окружающим поэта пейзажем. Как пишет Д. С. Лихачев, «открытие русской природы произошло у Пушкина в Михайловском»
>[75]. Действительно, именно здесь были написаны, и, конечно, не случайно, самые потрясающие пейзажи русской лирической поэзии, очень разные. Сначала мрачно-безысходные:
Ненастный день потух; ненастной ночи мгла
По небу стелется одеждою свинцовой;
Как привидение, за рощею сосновой
Луна туманная взошла…
Потом гармоничные даже в своей осенней грусти:
Роняет лес багряный свой убор,
Сребрит мороз увянувшее поле,
Проглянет день как будто поневоле
И скроется за край окружных гор.
Потом — всё то же, но с долей здоровой иронии:
Короче дни, а ночи доле,
Настала скучная пора,
И солнце будто поневоле
Глядит на убранное поле.
Что делать в зимни вечера,
Пока не подавали кушать?
И в конце концов в «Послании П. А. Осиповой» в полной мере зазвучала совсем спокойная и светлая элегическая нота, которая окрашивает преимущественно весь этот период:
Быть может, уж недолго мне
В изгнанье мирном оставаться,
Вздыхать о милой старине
И сельской музе в тишине
Душой беспечной предаваться.
Но и в дали, в краю чужом
Я буду мыслию всегдашней
Бродить Тригорского кругом,
В лугах, у речки, над холмом,
В саду под сенью лип домашней.
Таковы же строки из «Путешествия Онегина», в которых Пушкин очерчивает свой новый идеал в противовес романтическому:
Иные нужны мне картины:
Люблю песчаный косогор,
Перед избушкой две рябины,
Калитку, сломанный забор,
На небе серенькие тучи,
Перед гумном соломы кучи
Да пруд под сенью ив густых,
Раздолье уток молодых <…>
Как остроумно заметил Д. С. Лихачев, «Пушкин в своем поэтическом отношении к природе прошел путь от Голландского сада в стиле рококо и Екатерининского парка в стиле предромантизма до чисто русского ландшафта Михайловского и Тригорского, не окруженного никакими садовыми стенами и по-русски обжитого, ухоженного, „обласканного“ псковичами со времен княгини Ольги, а то и раньше, то есть за целую тысячу лет. И не случайно, что именно в обстановке этой русской „исторической“ природы <…> родились подлинно исторические произведения Пушкина — и прежде всего „Борис Годунов“»
