Как уже упоминалось, в родовом гнезде Пушкин был встречен семьей, которая проводила здесь лето в полном своем составе. Это обстоятельство, как ни странно, добавило еще одну мрачную краску к унылому настроению поэта. Биограф Пушкина П. В. Анненков свидетельствует: «Приезд был точно печален. После первых излияний радостной встречи, трусливому отцу Пушкина и легко воспламеняющейся его супруге сделалось страшно за самих себя и за остальных членов своей семьи при мысли, что в среде их находится опальный человек, преследуемый властями. Дурное мнение последних об этом опальном человеке принято было родителями Пушкина за указание, как следует им самим думать о своем сыне: явление не редкое в русских семьях того времени. Вот почему они уже с некоторым ужасом смотрели на дружбу, связывавшую нашего поэта с младшим братом и сестрой…»>[71]
Генерал-губернатор и начальник края, маркиз Ф. О. Паулуччи через уездного предводителя дворянства А. Н. Пещурова предложил отцу Пушкина взять на себя надзор за поступками сына. По словам поэта, Сергей Львович «имел слабость» принять это предложение. С одной стороны, им двигал страх перед начальством (как бы вольнодумство сына не навлекло на него самого подобных подозрений), с другой — вероятно, желание оградить сына и всю семью от вторжения посторонних наблюдателей. Пушкин смотрел на это иначе: «Пещуров, назначенный за мною смотреть, имел бесстыдство предложить отцу моему должность распечатывать мою переписку, короче, быть моим шпионом», — жаловался он В. А. Жуковскому>[72]. Между отцом и сыном произошла безобразная сцена — о ней стоит упомянуть, потому что она особенно ярко рисует домашнюю обстановку, в которую попал Пушкин. Произошла она в конце октября, то есть уже через три месяца после его прибытия, — можно только воображать, в какой обстановке провел эти три месяца опальный поэт. Пушкин резко поговорил с отцом в присутствии матери. О реакции отца он сообщил Жуковскому: «Отец мой, пользуясь отсутствием свидетелей, выбегает и всему дому объявляет, что я его бил, хотел бить, замахнулся, мог прибить <…>, обвинение отца известно всему дому. Никто не верит, но все его повторяют»>[73]. Понятно, что долго вместе при таких напряженных отношениях отец и сын не могли прожить бок о бок. В середине ноября сначала брат и сестра, а затем и родители поэта покинули Михайловское. Предварительно Сергей Львович официально отказался от наблюдения за сыном, сославшись на неотложные дела в столицах. Пушкин остался в Михайловском один. В начале декабря он пишет своему одесскому знакомому Д. М. Шварцу: «Вот уже 4 месяца, как нахожусь я в глухой деревне — скучно, да нечего делать; здесь нет ни моря, ни неба полудня, ни итальянской оперы. <…> Уединение мое совершенно — праздность торжественна. Соседей около меня мало, я знаком только с одним семейством, и то вижу его довольно редко — целый день верхом — вечером слушаю сказки моей няни, оригинала няни Татьяны; вы, кажется, раз ее видели, она единственная моя подруга — и с нею только мне не скучно»
