Затем последовал подробный анализ многочисленных психоделических экспериментов Хаксли с мескалином, которые позже были описаны в его книге>10.
После чего Хаксли дал детальную характеристику своей весьма специфической практики, которую он ввиду отсутствия лучшего и менее неуклюжего термина назвал «глубокой рефлексией». Он описал состояние глубокой рефлексии (описание автора не отличается полнотой, поскольку, как казалось, для полной фиксации тогда не было достаточного основания, кроме любопытства) и отметил, что этому состоянию присущи физическое расслабление — голова опущена, а глаза закрыты, — глубокое нарастающее психологическое отстранение от внешнего мира, но без какой-либо подлинной утраты контакта с физической реальностью, а также без какой-либо амнезии или потери ориентации, «отбрасывание» всего, не относящегося к делу, и последующее состояние полного ментального погружения в занимающий Хаксли предмет. Однако Хаксли указал, что в этом состоянии полного отстранения и ментального погружения он мог, например, взять новый карандаш, чтобы заменить притупившийся, и «автоматически» сделать записи
своих мыслей, совершенно не сознавая при этом своих физических действий, как если бы физическое действие «не являлось составной частью моего мышления». Но подобные физические действия, по-видимому, никак не сказывались на «потоке мысли, столь исчерпывающим образом занимавшем мое внимание», не замедляли его и не препятствовали ему. «Эти действия были ассоциированными, но полностью периферийными... Я мог бы сказать, что они едва касались периферии». В качестве дальнейшей иллюстрации Хаксли привел пример другого вида физической активности. Он вспомнил, как однажды находился в состоянии глубокой рефлексии, когда его жена ходила по магазинам. Он не вспомнил, какие мысли или идеи рассматривал, но вспомнил, что когда его жена вернулась в тот день, то спросила его, записал ли он информацию, которую она сообщила ему по телефону. Ее вопрос удивил Хаксли, он не смог вспомнить ничего, связанного с разговором по телефону, о котором говорила его жена, но вместе они обнаружили информацию, записанную в блокноте возле телефона, который находился на расстоянии вытянутой руки от кресла, где он любил погружаться в глубокую рефлексию. Они с женой пришли к выводу, что в момент телефонного звонка он находился в состоянии глубокой рефлексии, поднял трубку и сказал как обычно: «Да, я слушаю», - выслушал сообщение, записал его, после чего у него не осталось никаких воспоминаний об этих событиях. Он припомнил только то, что работал в тот день над рукописью, которая и поглотила все его внимание. Он объяснил, что для него было вполне обычно начинать ежедневную работу с погружения в состояние глубокой рефлексии в качестве предварительного процесса направления и приведения в порядок мыслей, которые позже в тот день находили отражение в его работе.
