Однажды после обеда он спрятался у себя в хлеве и смотрел, как Катарина рубила во дворе и складывала хворост. Она поминутно бросала свое дело и убегала — подбежит к желтой сливе и давай махать косынкой, отгонять ос. Мать прикрикнула на нее:
— Ты что мечешься? Чего с ума сходишь? Вот возьму хворостину да выгоню из тебя беса.
Катарина нахмурилась и вскинула голову.
Через час, когда Михал осторожно вышел из хлева, Катарина уже сидела на ступеньке крыльца притихшая, умиротворенная. Высасывая из сот мед, она наблюдала за дракой, разгоревшейся между скворцами и галками в кустарнике у забора. Высосав мед, она швырнула вощину через забор на соседский двор — прямо к сараю, за которым стоял Михал.
— Ты что кидаешь мусор на наш двор? — Михал высунулся из-за сарая.
— А-а, это ты? А что это ты там поделываешь за сараем? — с искорками смеха в глазах отозвалась Катарина.
— Да вот ходил поглядеть на кобылу. Скоро жеребиться будет, — ответил Михал.
Он готов был побиться об заклад, что Катарина видела, как он крался к своему наблюдательному пункту, — она прекрасно знает, что у него сейчас на уме.
Катарина усмехнулась. Они добрый час болтали о том о сем. Девушка сидела согнувшись, уткнув подбородок в колени. От нее веяло таким теплом!
А когда она поднялась и ушла, Михал еще долго смотрел на ступеньку, где она сидела. Ему казалось, что даже камень этот стал мягким, как мох.
Той же ночью Михал подкрался к ее окну. Постучал. Он рассчитывал пробраться к ней. Снова постучал. Катарина открыла окно и выглянула — заспанная и теплая, в смятой рубашке.
— Михал?! Ты что тут делаешь? — тихо спросила она.
Он словно окаменел. Только гулко пульсировала кровь и как клещами сжало горло. Он пытался что-то произнести, но губы не повиновались.
— Ты чего не спишь? Ступай! Не то окачу водой!
Михал продолжал стоять как столб. Потом произнес сконфуженно, прерывистым шепотом:
— Я слушаю, как поет лесной жаворонок.
Будто именно для этого он перелез через забор и стоял теперь под ее окном. Михал, правда, часто слушал по ночам жаворонка — когда не мог заснуть и бродил по двору, поглядывая на окно Катарининой комнатки. Жаворонок, трепеща крылышками, кружил где-то высоко над его головой, и вниз обрушивался водопад звонких трелей; капли звуков, легких, как перышки, осыпали Михала. В такие минуты ему казалось, что солнце не зашло, а скрылось в его груди. И хотя в эту ночь лесной жаворонок не пел, он все равно слышал его.
Катарина с минуту прислушивалась. Но тишина кругом была такая, что казалось даже, будто ни он, ни она не дышали.
