— Еще по рюмочке! — предложил Канадец.
Они снова выпили.
— Ты что же это, солдат, стоишь, словно пугало в огороде? — раздался вдруг за спиной Павла голос Зузки Тирпаковой. — Может, потанцуем?
Она вынырнула из толпы, возбужденная танцем, захмелевшая, с затуманившимися глазами. Павел почувствовал на шее ее горячее дыхание — так близко она стояла. Зузка крепко ухватила его за руку и сжала ее.
— Отчего же не потанцевать?! Потанцуем! — улыбнувшись, сказал он.
Они присоединились к танцующим.
Павел держал ее за талию, смотрел ей в лицо — оно было так близко. Зузка была стройной и крепкой, ведь ей приходилось много работать — и за себя, и за мужа.
— Видно, у тебя никого еще нет. Не приглядел еще себе подружку? — вызывающе хохотнув, спросила она.
Ее зеленовато-желтые глаза насмешливо смотрели на него, пальцы, которые сперва сжимали его руку, почти вонзаясь в нее, теперь мягко скользили по его запястью.
— А у тебя, я вижу, кровь и без музыки играет, — сказал Павел и почувствовал, что у него меняется голос.
— Играет иногда. Тем более сегодня — в престольный праздник!
Он крепко сжал ее талию, и Зузка прильнула к нему, слегка откинув назад голову. Он ощущал ее жаркое прикосновение. Этот безмерно приятный, осчастливливающий мягкий напор женского тела становился все ощутимее, сильнее, жарче. В висках у Павла стучало, ему казалось, что он лежит на залитой солнцем поляне.
В толчее танцующие пары то и дело наталкивались на них, и его тело почти сливалось с ее телом. Павла охватило острое, дурманящее чувство. Он прижался бедром к ее лону.
Какое-то мгновенье она терпела его вольность. Потом, тряхнув головой, сказала тихо:
— Ой, ты что это ко мне так липнешь?! Ты, я вижу, хорошо знаешь, где у пчелок мед? Оставь, солдат! — Мягко, но решительно она оттолкнула его от себя.
Павел увидел в толпе Микулаша. Он решил, что Зузка поэтому и отшатнулась так от него.
— Вон твой муж, — сказал он, испытующе глядя на нее.
— Идите вы оба к черту! — бросила Зузка с горечью и обидой. Глаза ее потемнели. — Как будто не знаешь, что на засохший цветок не садится ни бабочка, ни пчела.
Зузка снова прильнула к Павлу. Но едва только музыка смолкла, она отошла от него и больше даже не глядела в его сторону.
Павла потянуло на воздух — он расстегнул мундир и вышел, разомлевший и потный. Закурил и вдруг заметил, что у него дрожат руки.
— У Зузки есть кто-то? — спросил он у стоявшего рядом Канадца.
— Кажется, нет, — ответил тот. — Пока нет. Она порой сама не своя бывает. Мужик-то у нее ведь совсем никудышный. А она бабенка что надо! Верно?
