. Саша получил первую зарплату и — ! — вместо тридцати двух долларов стало сто четыре. Да еще двадцать, итого — сто двадцать четыре доллара. Еще два месяца, и готово!
Одним весенним деньком он решил прогуляться с Жучкой в Удельном парке. Ничего хорошего там не было, но жизнь становилась такой невыносимо скучной, что даже прогулка по разбитым и загаженным дорожкам среди немногих сохранившихся деревьев, пней, гнилых кустов и куч мусора давала развлечение. В самой середине парка у остатков детской площадки было чище, там гуляли люди, и там он, как и следовало ожидать после череды предыдущих совпадений, встретил свою голубиную знакомую. Она шла ему навстречу, она посмотрела на собаку, она подняла глаза и внимательно посмотрела на Сашу, она узнала и его, и собаку, прошла мимо. Они одновременно оглянулись и разошлись в разные стороны.
Наконец состоялось. Ветеринар жил в том же доме. Он знал Сашу с самого начала дворницкой карьеры и был почти уверен в том, что это не подстава. Он очень удивился тому, что Саша хочет усыпить вылеченную и откормленную Жучку, еще больше удивился тому, что усыпление надо понимать в смысле, предполагающем последующее пробуждение, ничего не понял, да и понять не мог, поскольку Саша ничего ни объяснять, ни придумывать не собирался. Ветеринар взволновался, успокоился, сделал укол и даже не за триста, а за двести пятьдесят долларов, поскольку для временного усыпления требовалась меньшая доза.
Он пообещал три-четыре часа мертвого сна. Саша притащил Жучку колясочную. Был вечер. Работа кончилась. Этой ночью он не дежурил. Пора!
Самое удивительное, что он ухитрился не орать. Пилюля была в нескольких миллиметрах под кожей, и выкусывать ее тупыми зубами спавшей собаки было дико больно и неудобно. Ему удалось захватить пилюлю четырьмя передними резцами и начать сжимать челюсти, как зубастые тиски. выскальзывала, падала и ударялась о борт старого таза, принесенного с помойки для сокрытия кровавых улик процесса. Ему было страшно жалко себя, он скулил, плакал, сжимал зубы, ронял челюсти, с ужасом заново засовывал зубы в уже прокушенные дырки. Наконец зубы лязгнули о металл, он нажал, потянул, испугался, что не сможет выдержать боли. Хорошо бы надрезать острым ножом. Раз! — и достал до пилюли, а там уже просто, но тут была бы боль этим соплям и стонам. Да, мать твою!.. Он нажал, дернул, собачья отлетела в одну сторону, пилюля свалилась на пол, из руки потекло, как из мокрой губки. Саша мало что понимал в медицине, но заранее выяснил, что артерий и вен в этом месте нет.
