— Спасибо! Это великолепно! Конечно. Когда мне приходить?
— Здесь закончится в пять. У нас будет куча забот с упаковкой и погрузкой. Я думаю, к восьми.
4.
Около четырех часов дня Сергей Алексеевич сидел на диванчике в Национальной галерее. Ему нравился этот зал, расположенный в центре креста из пяти комнат. Справа висели «Благовещение» Кривелли и «Спящий Марс» Ботичелли. Между ними за дверью — двусторонний Дюрер, за спиной — «Мистическое рождение Христа», прямо — «Рождество» делла Франческа, «Сатир, оплакивающий нимфу» Пьеро ди Козимо, слева еще Ботичелли, сзади зал Рафаэля, прямо, слева шедевры, еще шедевры. Они излучали что-то. Сергей не знал слов и понятий, про себя называл это ветром. Он чувствовал его движение на коже, в голове, чувствовал, как потоки сходятся у диванчика, как сталкиваются, закручиваются, как от этого плотного кружения делается хорошо и страшно и как начинает надуваться этим давлением голова, наверное, слишком слабая для воздействия таких сил. Людей почти не было: дело шло к закрытию, но воздух был настолько плотен, что создавал ощущение перегруженности пространства густыми цветами и формами. Сергей любил бывать здесь, но быстро уставал и не сразу приходил в себя. Сейчас он чувствовал, что надо встать и уйти, но идти никуда не хотелось.
После разговора с Питером, Джули и Тони он походил по ярмарке. Купил солнечные часы семнадцатого века, голландский пейзаж на доске, бронзовый барельеф, какую-то неопределенную китайскую загогулину. Оставил их в камере хранения, пошел в соседнюю гостиницу, где тоже была продажа. Толку в этом было немного. Так, провел время, отбил билеты и гостиницу, посмотрел, что к чему. Сейчас надо было отдохнуть, а вечером идти на party к этому неприятному жулью. Он заранее знал, что там будет, заранее тошнило, и было смертельно скучно. Да — да. Нет — нет. Хочешь торговать, торгуй. Что это за мерзость: нет, но ты зайди вечером, мы на тебя посмотрим, покажем, какие мы крутые, всю кровь выпьем, а потом за твои же деньги, может быть, согласимся. А может, пошлем подальше. Excuse me please. Тони — голубой, Юлька его — нимфоманка. Петька этот — что-то такое типа шизоида на грани шизофрении с масонско-ирландским бредом. Может, не ходить? Сколько можно издеваться над собой за деньги? В конце концов, не нищий.
Он замучил себя до того, что заболела голова, закололо сердце, ангелы на картинах запели злыми голосами оглушительный heavy-metal, он встал, приготовляясь бежать на улицу, сунул руку в карман пиджака в поисках валидола, нащупал Сенькину коробочку и снова сел на диванчик. Попробовать? В прошлый раз помогло, и хуже не стало. Он решительно вытянул ручку, крутанул до упора и сунул коробочку в карман.
