Егор Кимович сидел, слушал, как ему приходилось сидеть и слушать всякую чушь на многих совещаниях. Он ел противный жирный беляш, глотал по чуть-чуть горькую водку, от которой начинала болеть голова, думал о своем, а о чем, сам не знал, не воспринимал сознанием речи дяди Шавкета, но запоминал все, если не дословно, то очень подробно, со всеми смысловыми и надсмысловыми нюансами.
Сейчас этот текст поступил в сознание для анализа и принятия решения. Егор ответил:
— Не горячись. При чем тут папа? Дело в нас с тобой.
— Как при чем тут папа? Ты что? Кто его вспомнил?
— Ну, ладно. Хорошо. Я решу этот вопрос по-другому. Я не могу тебя потерять.
Кстати говоря, что это значит? Любил он ее, что ли? Почему со всеми до Тамары секс для Егора Кимовича был чем-то вроде еды, уринации, купания в море, а с ней... Может быть, и правда любил. Евгения Викторовича думал убить из ревности. Тамару бросить не захотел, хоть знал о ее измене, даже видеозаписи смотрел. Наверное, любил. Хотя... уверенности нет. Черт его поймет, Егора Кимовича.
Тамара опустила руки, оперлась правой кистью о крышку стола, качнула бедрами, перенося вес тела на левую ногу, правую чуть согнула в коленке, в общем, расслабилась. Она не ожидала такой скорой и сокрушительной победы, готовилась к долгому разговору с интересными тонкими репликами и неожиданными поворотами, теперь сбилась с темпа события, задумалась, глядя вдруг округлившимися сухими глазами на бледного и напряженного Егора Кимовича, услышала в правом углу за спиной шуршание того, кто наблюдал за ними через стеклянное окно кинокамеры, и поняла, что происходит.
Молодая красивая девушка, студентка филфака университета волею случая оказалась втянута в клубок взаимоотношений со взрослыми, очень опасными мужчинами. И вот она, юная и хрупкая, одерживает верх над влюбленным в нее главарем банды и спасает от верной смерти любимого человека. Она чувствовала, что это должно нравиться, что она поступает правильно, спросила:
— Да?.. Ну, хорошо... А как ты решишь?
— Какая разница? Ну, ладно. Заменю его на другую кандидатуру, выведу из дела, и все. Леший с ним, пусть гуляет. Но только ты с ним больше не встречайся.
Так и должно было быть. Ей надо согласиться. Тамара ответила:
— Хорошо. Я не буду встречаться, но только...
— Что?
— Ты его не трогай.
— Я же обещал.
Им стало легче, воздух кухни разредился, голоса потеряли резкость, а тела — остолбенелую напряженность. Влага чувствований смочила глаза и губы, Тамара новым взглядом увидела Егора. Он смотрел испуганно, жадно и с готовностью радоваться, как может смотреть на готовящийся праздник воспитанный мальчик, которого желания заставили заглянуть в запретную комнату в щель между разошедшимися портьерами. Чуть позови — и он вбежит, топоча сандаликами по натертому полу, начнет смеяться и прыгать, веселиться и мешать. Чуть цыкни — исчезнет и пойдет бродить по одинокой тишине квартиры со слезами на глазах и упрямой болью тяжелых детских размышлений.
