Он посмотрел на нее, глаза горели красным в броне.
— Разве не так, Амалия? Ты хотела бы, чтобы папа спас тебя от большого чудища?
— Я тебя презираю, — сказала она, с отвращением качая головой.
Он рассмеялся.
— Мы только начали, — сказал он, и две фигуры поднялись из земли рядом с ним.
Она завизжала, когда фигуры повернулись к ней.
— Мама! Папа!
Она побежала к ним, сердце радовалось. Родители стояли там в той же одежде, что была на них, с бледными лицами, впавшими глазами и мокрыми волосами.
Она застыла и зажала рукой рот. В темных глазах не было души.
Ее сердце разбилось.
Они были мертвы. Их волосы были в крови.
Она всхлипывала, глядя на их затылки, которые с силой ударили.
— Чудище, — взвыла она. — Как ты мог? У тебя нет сердца?
— Уже нет. Я хотел тебе подарить это, — сказал отец Мардук, регардцы ворвались в храм, он поднял меч и подмигнул ей. — Ты скоро будешь с ними. Дай только разобраться с этой помехой.
Она кипела, смотрела на него, а он отвернулся.
Он вошел в бой с мечом, резал броню и сталь пылающим клинком.
Регардцы боролись, но их тела начали усеивать красивый зеркальный пол.
Что-то разбилось в Амалии. Она смотрела на родителей и поняла, что на пол упало что-то стальное.
Она и отец Мардук посмотрели вниз.
Амалия коснулась горла, ее глаза расширились. Оно болело, но ошейника не было. Она подняла его и яростно посмотрела на отца Мардука.
Горло и сердце зудели. В груди словно что-то низко гудело. Она склонила голову, слушала и принимала.
Всю жизнь ей говорили, что магия грязная.
Злая.
Нельзя ее показывать.
Но она даже не смогла узнать… что она умеет.
Гул в груди дошел до рук, согревая их изнутри, кровь бежала быстрее. Отец Мардук замер в бою и смотрел на нее, вскинув брови.
Она опустила взгляд, ее платье пропало. Она вдохнула, бронзовая броня покрывала ее. Она коснулась меток на бронзе и золотом нагруднике, удивленно посмотрела на отца Мардука.
Уголки ее рта приподнялись в хитрой улыбке, она протянула руку в перчатке, повторяя за ним. Топор вылетел из ее ладони, и она схватила его за рукоять, ощущая вес, сжимая его. Она закрыла глаза, ощущая его. Топор стал ее, и она рассмеялась. Он засиял белым, серебряные нити искрились на лезвии.
Регардцы перестали сражаться и повернулись к ней.
Со смехом, смешанным с горем и удивлением, она направила топор на отца Мардука, сузив глаза.
— Это мой народ, Эйнар, — сообщила она. — Хочешь им вредить, пройди меня.
Он нервно рассмеялся, но попытался изобразить уверенность, глядя на нее. Он поднял меч на уровень плеча.
