На части».
– «Я тебе не отказал». – Александр.
– «Ты это сделал». – Джеймс.
– «Нет, ответ мой только
Привез глупец. Брут растерзал мне сердце;
Сносить ошибки друга должен друг,
Мои же ищет Брут преувеличить»[21], – Александр.
Они так долго прожигали друг друга взглядами, что я невольно посмотрел на суфлера, но тут Джеймс заморгал и произнес:
– Реплика.
Меня пронизало смущенное сочувствие. Ричард, ожидавший своего часа, чтобы выйти на сцену в роли призрака Цезаря, топнул, словно стряхивая невидимую грязь с обуви, а затем переступил с ноги на ногу, скрестив руки на груди.
– «Ничуть, пока я не терплю от них», – отозвалась Гвендолин из задних рядов.
Судя по тому, как она выделяла ударениями метр стиха, я понял, что она устала от проволочек.
– «Ничуть, пока я не терплю от них». – Джеймс.
– «Не любишь ты меня». – Александр.
– «Твоих пороков». – Джеймс.
– «Глаз друга их никак бы не видал». – Александр.
– «А глаз льстеца не захотел бы видеть,
Хоть с вышиной предстань они с Олимп». – Джеймс.
– «Сюда, Антоний и Октавий юный,
Вы Кассию отмстите одному,
Устал жить Кассий»… Дальше? – Александр.
– «…ненавидим тем,
Кого он любит». – Гвендолин.
Александр громко:
– «…ненавидим тем,
Кого он любит: с ним враждует брат,
Кричит как на раба и все ошибки
Его списал…» Проклятье. Дальше?
Гвендолин нетерпеливо:
– «…и знает наизусть».
– Точно, прошу прощения…
Он вздохнул.
– «…и знает наизусть,
Мне ими в зубы тычет. – О, я душу
Рад выплакать глазами».
Александр упал на колени, протягивая воображаемый клинок – у нас еще не было реквизита – и разрывая ворот рубашки.
– «Вот кинжал мой», – проговорил он.
Александр сглотнул и продолжил:
– «А вот моя нагая грудь, в ней сердце
Дороже Плутусовых мин и злата».
Он замолчал.
– Нет, прошу прощения… хотя… да, злата. Так верно? Черт. Дальше?
Он посмотрел на суфлерскую будку, и, прежде чем Гвендолин успела подсказать ему текст, Ричард, свирепо хмурясь, вышел из-за левой кулисы в круг света на сцене.
– Я прошу прощения, – громко сказал он. – Мы всю ночь здесь проторчим, да? Очевидно, что они не помнят реплик.
Обрушившаяся тишина была подобна звуковому вакууму после взрыва. Я уставился на Джеймса, открыв рот, боясь пошевелиться. Он и Александр глазели на Ричарда так, будто тот сказал непристойность. Мередит молча смотрела на него с первого ряда, а Рен и Филиппа отчаянно вытянули шеи, словно пытались разглядеть на сцене что-то еще.
В конце концов я рискнул оглянуться: Гвендолин уже вскочила, но Фредерик тихонько сидел рядом, сложив руки на коленях и уставившись в пол.
