Обычно мы оставались на прослушиваниях до самого конца – отсутствие аудитории стало неким преимуществом для первого выходящего на сцену, – и вот уже без пяти минут девять я метался по коридорному перекрестку, страстно надеясь на то, что Джеймс останется посмотреть мою игру.
Ну а Ричард… Даже не желая того, он был зрителем, способным навести ужас.
В дверях репетиционного зала показался Фредерик.
– Оливер? – позвал он. – Мы готовы прослушать тебя.
– Отлично, – ответил я и посмотрел на его морщинистое лицо.
Мой пульс участился: я почувствовал трепет, будто биение крылышек маленькой птички, зажатой между легкими.
Как всегда, входя в репетиционный зал, я почувствовал себя маленьким и нерешительным. Это было прямоугольное, просторное помещение со сводчатым потолком и высокими окнами с видом на зеленеющий сад. Тяжелые синие бархатные шторы были раздвинуты, подолы пыльными грудами лежали на деревянном полу.
– Доброе утро, Гвендолин. – Мой голос эхом прокатился по залу.
Рыжеволосая и прямая как палка женщина за столом вскинула на меня взгляд. Гвендолин подавляла самим фактом своего присутствия. Ярко-розовая помада и пестрый платок делали ее похожей на цыганку. Она приветственно пошевелила пальцами, и браслеты на ее запястьях зазвенели. Ричард сидел на стуле слева от нее, скрестив руки на груди и наблюдая за мной с благожелательной улыбкой. Мы оба были в равной степени уверены, что я не представляю угрозы для его амплуа «ведущего» актера. Я сглотнул, нервно ухмыльнулся и попытался не обращать на него внимания.
– Оливер, – сказала Гвендолин. – Как славно тебя увидеть. Ты похудел.
– Вообще-то поправился, – ответил я, чувствуя, как вспыхивает лицо.
Когда я уехал из училища на летние каникулы, она посоветовала мне «подкачаться». В июне и июле я проводил в тренажерном зале по часу ежедневно в надежде произвести на нее впечатление.
– Хмм, – протянула она, уставившись на меня. – Итак, начнем?..
– Конечно. – Я отчаянно попытался взять себя в руки и теперь старался стоять спокойно.
У меня дурная привычка переминаться с ноги на ногу во время прослушиваний, что со стороны наверняка раздражало.
Фредерик, сидевший с другой стороны от Гвендолин, откинулся на спинку стула, снял очки и вытер линзы краем рубашки.
– Что у тебя припасено для нас сегодня? – спросил он в своей мягкой английской манере.
– Перикл, – ответил я.
Фредерик сам предложил мне монолог Перикла некоторое время назад.
Он заговорщически кивнул мне.
