– Господи!
– Тише, Оливер, это я!
Сердце внезапно пропустило удар; я ощупал стену и включил свет. Джеймс отшатнулся от меня. Он обернул полотенце вокруг талии, но был совершенно голым и мокрым. На заднем плане тихо барабанил душ.
– Какого черта ты делал на полу? – спросил я.
Он протянул руку и нажал на спуск воды в унитазе: та закружилась в сливе, и он вытер рот тыльной стороной ладони.
– Мне было плохо, – сказал он еле слышно.
Кожа Джеймса была бледной, почти серой, шея и лоб блестели и взмокли от пота.
– Ты в порядке?
– Ага. Просто слишком много выпил. А ты чего встал?
– Захотелось хлебнуть воды, – ответил я. – А ты почему моешься в темноте?
– Не хотел никого разбудить, – сказал он. – Ничего, если я встану под душ? Чувствую себя отвратительно, ненавижу блевать.
– Давай.
Он закрыл дверь. Я скользнул мимо него к раковине и набрал в рот холодной воды, а Джеймс отбросил полотенце и перешагнул через край ванной. Брызги с шипением ударили по его телу, и он наполовину задернул пластиковую занавеску.
– А ты только что из комнаты Мередит? – нарочито небрежным тоном спросил он.
– Э-э-э, да.
– Думаешь, это хорошая идея?
– Не очень.
Мое отражение в зеркале было грязным и растрепанным. Я украдкой вытер с уголка рта пятно помады. В зеркале я видел Джеймса, прислонившегося к стене, с его носа и подбородка стекала вода.
– Итак, я полагаю, все знают, – сказал я и наскоро умылся, надеясь, что кожа остынет.
– Кто-то из первокурсников ввалился на кухню и сразу же объявил о том, что видел.
– Ненавижу первокурсников. – Я закрутил кран, закрыл крышку унитаза и сел на него.
– Итак. Как это было?
Я взглянул на Джеймса, тревога болезненно покалывала мою кожу. Он с невозмутимым видом потянулся за мылом.
– Тебе ведь известно, что Ричард собирается меня убить, – сказал я.
– Вроде бы у него есть такой план.
Зажмурившись, Джеймс принялся поливать себя душем. Мои конечности казались свинцовыми и бесполезными, как будто мышцы и кости растворились, и теперь их заменил сырой, плохо замешанный бетон. Я провел мокрыми пальцами по волосам, выпрямился и тут же почувствовал, что мне слишком тяжело, чтобы куда-то идти.
– Собираешься к ней, да? – спросил Джеймс.
Он стоял ко мне спиной, вода тонкими струйками бежала между его лопаток.
– Думаю, да. Не хочу вот так оставлять ее, будто у нас был случайный перепихон.
– А разве это не случайный перепихон?
Я не мог припомнить, чтобы когда-нибудь раньше сердился на Джеймса. Злость нахлынула неожиданно, всеобъемлющее и ранимое, болезненное ощущение, словно свежий синяк.
