— Видите? — раздался взволнованный голос Легезы. — А мне твердят: «Иди». Людей и боевые машины погубим ни за что ни про что…
Хрустицкий поддержал своего комбата, который, как он понимал, поступил трезво и осмотрительно. Нашелся единомышленник и у начальника штаба стрелкового полка — представитель штаба армии.
— Осмотрительно говорите? Нет, это похоже на трусость, — заметил он. — И напрасно вы комбата выгораживаете.
Хрустицкий побагровел. Большого усилия стоило ему сдержаться… Не сказав ни слова, он вышел из блиндажа и зашагал на узел связи.
Телефонист, даже не спросив фамилии возбужденного подполковника, соединил его с Военным советом армии. Отчеканивая по слогам каждое слово, командир бригады высказал свое мнение о ходе боевых действий по освобождению Шлиссельбурга. Он сказал, что продолжать их так, как первоначально планировалось, по меньшей мере, неразумно. Не лучше ли воспользоваться успехом соседа справа и на его участке перебросить на левый берег и стрелковые полки, и броневики?
— Вы говорили с командиром дивизии?..
— Сейчас пойду к нему. Но еще раз повторяю: ничего, кроме неоправданных потерь и жертв, новая попытка переправиться здесь не даст…
Ответ из штаба армии пришел быстрее, чем ожидал комбриг. По его ли сигналу или по предложениям и других командиров план овладения Шлиссельбургом существенно изменился…
Батальон Легезы теперь переправлялся через Неву на хорошо знакомом Хрустицкому месте — у Марьина. Саперы к этому времени поработали на совесть. Левый берег уже не страшил своей крутизной, — с гребня на реке был сделан глубокий пологий спуск. По нему броневики быстро поднимались на отбитую у врага землю и сворачивали влево, к Шлиссельбургу.
Хрустицкий стоял на берегу до тех пор, пока мимо не прошла последняя боевая машина. Комбриг оглянулся вокруг. Через Неву черными волнами двигались войска. Миновав реку, которая простреливалась и справа и слева, втягивались в пробитую утром брешь во вражеской обороне…
— До встречи в Шлиссельбурге, товарищ подполковник, — раздался вдруг хрипловатый гортанный голос.
Хрустицкий повернул голову. Мимо быстро проехали легкие сани. Кто-то в полушубке махал ему рукой. Комбриг присмотрелся и узнал капитана из стрелкового полка, того самого, который грозил Легезе трибуналом.
— Доброго пути, — крикнул комбриг.
«Человек он, видимо, неплохой, — подумал Хрустицкий. — Только уж слишком прямолинейно мыслит. Приказано — в лепешку разобьется, а сделает. Но разве только в слепом повиновении дело? Нет, и еще раз нет. Поймет это капитан — толковым командиром станет».
