С и м е о н и. И зачем нам было трогать их? Но человек слаб, никак не может обуздать свой гнев и воздержаться от греха. Ах! Глядя на Туомаса, как он валил кулаком молодцов, я уже подумывал: не миновать смертоубийства!
Т у о м а с. Может, я и вправду тузил их не слишком бережно, но что из того? И за меньшую провинность людей бивали. Идемте поживей. Время не ждет.
И они быстро зашагали. Но долго еще не исчезали с их лиц досада и раздражение. Стоило им вспомнить обидную песенку парней Тоуколы, и сердца их болезненно сжимались. Впереди, злой и молчаливый, то и дело сплевывая и мотая головой, шагал Юхани. Наконец, повернувшись к братьям, он заговорил:
— Какая бестия выдумала эту песенку?
Э р о. Аапели Киссала.
А а п о. Я тоже так думаю. Язычок у него злой. Это ведь он сложил срамные вирши о старике капеллане, которого однажды, помилуй его господь, угораздило измазать нос во время богослужения.
Т и м о. Будь у меня четверть водки, я б шепнул пару словечек на ухо Ананию Никуле, и мы б живо услышали ответную песенку хоть в целую сажень длиной. Уж тогда-то все узнали бы, что за птица этот Аапели. А он ведь не кто иной, как подлец и бездельник. Живет на шее старушки матери, шляется по деревням со своим кларнетом да служанкам ребятишек мастерит. Каналья!
Ю х а н и. Если б я только знал наверняка, что эти вирши про нас вышли из его башки, уж я ему показал бы! При первой же встрече, пусть это будет даже возле божьего храма, я от затылка до бровей сдеру шкуру с его черепа, так и знайте. А нельзя ли нам припереть его к стенке какой-нибудь статьей закона?
А а п о. Закон без свидетелей судить не возьмется.
Ю х а н и. Ну, тогда пусть поклянется, что невиновен. Небось призадумается малость, прежде чем взять на себя смертный грех. А коль уж он рискнет, тогда — спи спокойно, дорогой соседушка, и совесть твоя пусть спит.
А а п о. По-моему, в таком случае закон клятвы не требует.
Ю х а н и. Тогда я своим собственным кулаком учиню над ним суд и расправу, и проку от этого будет не меньше, чем от закона.
С и м е о н и. Забудемте, братья, и эту песню и драку на дороге. Вон тот смолистый пень, возле которого я однажды задремал, когда пас стадо. Ах, какой чудной сон мне тогда приснился, хотя в брюхе было совсем пусто! Я будто бы в рай попал и посиживал в мягком кресле, а еды предо мной видимо-невидимо. И еда была такая вкусная да жирная! Я ел-ел, пил-пил, а прислуживали мне маленькие херувимчики, словно важной особе. Кругом все было так красиво и празднично; рядом, в золотом чертоге, пел хор ангелов, и тут я услышал ту новую величественную песнь
