Ю х а н и. Тысяча чертей!
Т и м о. Вот где было бы на что поглядеть!
М а т т и Т р у т. Да, это была возня, ей-ей!
Т и м о. А потом вы запихали росомаху в мешок?
М а т т и Т р у т. Да, добыча была немалая. Этакий жирный кусочек. Да. А потом мы выпили. Немного погодя натянули на себя одежду, сухую как порох, и легли спать возле жаркого огня. Но спать нам почти не пришлось, потому что над головой, будто огненные змеи, без конца летали туда-сюда колдовские стрелы. Хейсканен, правда, не раз вскакивал на ноги и вопил что было мочи: «Потухни, колдовская стрела! Потухни, колдовская стрела!» — и их в самом деле немало попадало в лес и на болото, но еще больше летело своей дорогой, несмотря на все заклинания. А тут с севера на юг пронесся пронзительный свист нечистого, и долго доносился еще слабый шум. «Что за чертовщина пронеслась мимо нас?» — спросил я Хейсканена, а он пробормотал мне в ответ: «Это промчался сам старик Хийси»{66}. Прошел еще час, другой, а в теплом, сумрачном воздухе так и мелькали огни. Вдруг с восточного края болота донесся шум, будто вздох бородатых елей, а с западного края послышался ответный звук, похожий на шелест молодого березняка. «Что это за шум и шелест?» — спросил я опять, и Хейсканен пробормотал мне в ответ: «Это хозяин ельника переговаривается со своей дочкой»{67}. Но наконец ночь прошла, настало утро, и мы снова пустились в путь. И тут, у самой опушки леса, мы заметили дьявольски большого волка, но он заметался, будто гороховое поле на ветру. Уже виднелась только левая задняя лапа; и тут я вскинул ружье и перебил ему лапу, только хруст раздался. Но шкуру-то свою серый все-таки спас. Да, перебил я лапу старику.
Т и м о. Ах, дьявол! Лапу пополам, будто ледяную сосульку! И она валялась перед вами, как пасхальный окорок на блюде?
М а т т и Т р у т. Нет, не совсем так.
Т у о м а с. Но откуда же вы узнали, что лапа была перебита?
М а т т и Т р у т. Да мы ведь еще долго гнались за волком и тут-то и увидели, как болтается перебитая лапа и выводит на песке десятки.
Т и м о. Ох, черт побери! Десятки на песке? Хи-хи-хи!
М а т т и Т р у т. Самые настоящие десятки.
Ю х а н и. Волку-то, верно, нелегко пришлось.
М а т т и Т р у т. Волку нелегко, да и охотникам тоже. Но собаки проклятые ни на шаг не отходили от нас и плелись с понурыми головами и поджатыми хвостами — это наши-то собаки, всегда такие смелые!
А а п о. Что же их так напугало?
М а т т и Т р у т. Все те же колдовские козни и волшебный туман — он носился в воздухе, точно пороховой дым на поле брани. Хейсканен, правда, старался изо всех сил: и заклинал, и проклинал, и рукой махал, но все попусту. А Юсси Коротышка катился за волком, как клубок, подымая пыль и обливаясь потом. Ноги-то у парня были длиной не больше трех четвертей, зато спина, как у выдры, длинная и крепкая. Да и сам он был чертовски крепкий, сильный и цепкий, будто сама выдра. Он долго гнался за волком, а тот, прихрамывая, ковылял вперед. Но делать было нечего, пришлось Юсси оставить погоню, и серый убежал в лес. Да. А потом мы выпили. И когда с этим было покончено, с богатой добычей зашагали домой. Так вот и шли, с кошелями под мышкой, а в них яйца, пух да разная мелкая дичь; лыжи и журавлей тащили на спине, ружья в руках, а росомаху несли по очереди. Так и шли. Под самыми облаками пролетел маленький бекас — я подстрелил его и положил в кошель. Прошли еще немного, и я заметил на вершине сосны плоскую большеглазую белку-летягу. Я подстрелил ее и положил в кошель.
