Эмма сделала глубокий вдох.
– Вы доктор Марк Лукас, юрист и социальный работник, тридцати двух лет, живете на Штайнметцштрассе в Шёнеберге. Вдовец, раньше были женаты на Сандре Зеннер, тридцати трех лет. Она погибла в автомобильной аварии. И…
Эмма сначала открыла пассажирскую дверь, а потом обошла вокруг автомобиля.
– …и вы ни в коем случае не должны звонить в полицию.
Марк снова почувствовал холод, который распространился от его насквозь промокших кроссовок до стучащих висков. Он помассировал уши, но те онемели, как и пальцы.
– Почему? – спросил он.
– Пока я не объясню, что с вами происходит.
Теперь она открыла дверь со стороны водителя, села в машину и опустила стекло. Ее глаза казались размытыми за забрызганными очками.
Марк уставился на нее.
– Ради всего святого, кто вы?
Она одарила его грустным взглядом и завела двигатель, но тот не смог заглушить ее одновременно таинственный и пугающий ответ:
– Я не помню.
Эмма развернула машину и остановила ее с открытой пассажирской дверью прямо рядом с Марком.
– Пожалуйста, сядьте в машину, доктор Лукас. Мы в опасности.
Когда позвонил Валка, Бенни знал, что нужно сразу подойти к телефону.
Немедленно. Обязательно.
Он не мог игнорировать этот звонок в беззвучном режиме. Иначе его жизнь могла закончиться раньше, чем он планировал, – с вероятностью, граничащей с уверенностью, уже завтра утром. Самое позднее, в полдень, но только если ему повезет и Эдди решит выспаться.
Ему было ясно, что стояло на кону, в конце концов они договорились, что он сделает свою работу и предъявит доказательства до 23:00. А сейчас было уже намного позже.
Но он не мог протянуть руку и взять телефон с пассажирского сиденья по двум причинам.
Первая причина – его парализовал удушающий приступ депрессии. У второй были светлые длинные волосы, зеленая кепка и карманный фонарик, который светил Бенни в лицо.
– Автоинспекция. Ваши документы, пожалуйста.
Он кивнул и хотел потянуться к бардачку, но его мозг отказывался посылать необходимые сигналы его мышцам.
Многие знакомые уголовники, которых он знал через Валку, смеялись над депрессией, называли ее бабской болезнью, болячкой богачей, которая бывает только у голубых и женщин. Он завидовал им, не знающим правду. Настоящая депрессия была как губка, которую ты носишь в груди и которая впитывает в себя все черные мысли, становясь тяжелее и тяжелее, пока ты не начинаешь ощущать ее вес.
Сначала при дыхании и глотании, затем она парализует каждое движение, пока однажды станет невозможно стянуть одеяло с головы.
