— Станьте здесь! — показал он мне пальцем место не в строю, а перед строем.
И я стал с чувством обречённого на смертную казнь. Это же, пожалуй, самое малое, что мне будет — прикажет всё что на мне сдать и отправить самого обратно домой по шпалам как миленького. Пускай бы что хотел делал, только не это. Я кляну сам себя последними проклятиями и вместе с собой тот матрас, на котором так сладко спится. Вот это начал службу — нечего сказать, молодец. Будет чем дома похвастаться.
А перед строем стыдно: сто пар глаз на меня глядят, и все чужие, кроме Санькиных; и смотрят эти глаза по-разному: какие с состраданием, какие с простым любопытством, а некоторые и с насмешкой.
Но, как говорят, из большого грома — малый дождь. Подполковник заговорил не столько сурово, как насмешливо:
— Ну что, сонная тетеря, ты спать сюда пришёл? Спать надо было у мамы под подолом, а тут служба, разгильдяй.
И мне стало спокойнее: ничего, видно, страшного не будет, а будет мораль. Но мораль морали — рознь. Эта была долгой, нудной и обидной. Она пробирала до печёнок. Таким, как я, оказывается, нельзя ничего доверить. Я усну в карауле на посту, и тогда всю батарею возьмут тёпленькую без единого выстрела. Я могу заснуть и возле пушки на огневой позиции — тогда нас подавят вражеские танки.
Подполковник как-то догадался, что мои носки не на ногах, а в кармане, и приказал их оттуда вытащить и показать всем, будто все их никогда не видели. По строю пробежал весёлый смешок. Командиру батареи не понравилась и моя военная выправка, потому что вся гимнастерка собралась впереди, а не за спиной, как это ей положено. Поэтому, кроме тетери и разгильдяя, я — ещё и пантюх. Но он из меня сделает человека, он мне покажет, где раки зимуют, и научит ценить звание будущего офицера советской артиллерии, он не позволит таким, как я, позорить свою батарею. И чтобы мне служба не казалась мёдом, на первый случай хватит и выговора перед строем. А там будет видно, что со мной делать. Мораль закончилась, как и вчера, когда он ругал меня за двойку: выгоню, будешь вывески в городе читать по слогам, невежда. Мне было уже известно, что «вывески» — его любимая угроза, как и то, что у него есть и другое прозвище — Грызь. Недаром Юрка Колдоба вчера хмыкал, когда узнал, что генерал меня направил в эту батарею.
В жизни иной раз бывает, словно в кино: только я вспомнил Юрку, а он тут и стоит неподалёку от подполковника. Я просто его не заметил. Не до поросёнка свинье, если её смолят. А он, по всей видимости, тоже будет каким-то над нами учителем, ведь это ему подполковник велел:
