Я вспыхнула от смущения, лицо загорелось так, словно я склонилась к открытой печке, до звона в ушах и стыдных слёз. Дёрнулась, пытаясь то ли сбежать, то ли прикрыться, но Элар протестующе, как пёс, у которого пытаются отобрать сладкую косточку, заворчал и, глянув на меня из-под потяжелевших век, наклонился.
Крылья его носа дрожали, когда он с жадностью наркомана глотал мой запах. Я ещё успела подумать, что такой вот, сейчас, когда обнажённая, яростная жажда заострила черты его лица, он невероятно красивый. А потом Элар, всё ещё удерживая мой взгляд своим осторожно провёл языком, будто снимая пробу, и я зажмурилась крепко-крепко, до серебристых точек перед глазами, и закусила губу, чтобы не закричать. И не услышала — скорее, почувствовала смешок.
А затем снова язык. И губы. И пальцы. И рычащий, сводящий с ума шёпот, ласкающий хрипотцой, проклинающий, умоляющий — безумный и дикий. Как дикая страсть, с которой мужчина укрощал бушующую внутри меня лаву.
Я не знаю, сколько это продолжалось, минуты или часы — может быть вечность. Элар умело доводил меня до точки, где, казалось бы уже невозможно остановиться, но снова и снова останавливался. И всё говорил, говорил что-то проникновенным голосом, уговаривая меня, умоляя…
— Что? Что? — хныкала я, хватаясь за покрытые белоснежной рубашкой плечи.
— Пожалуйста, — умоляла, бесстыдно вдавливая руками его голову себе между ног. — Пожалуйста!
Я и сама толком не знала, о чём прошу. Откуда мне было? Но лава сжигала меня изнутри, бурлила, требуя выхода, а сама я с нею не справлялась — не умела. Элар же умел, я видела, но отчего-то отказывал мне в этой малости, будто наказывал за что-то.
— Вель…
— Да! Да! Да! — в отчаянии я почти рыдала, непрестанно облизывая искусанные губы. — Прошу!
— Сейчас, сейчас, сладкая. Открой глазки, посмотри не меня. Видишь?
Я моргнула, пытаясь сфокусировать взгляд.
Какой же он красивый, мой Элар! Влажные волосы прилипли ко лбу, а в потемневшем от возбуждения взгляде пьяно бьётся чёрное безумие.
— Вот тут вот подпиши, моя девочка, и мы полетаем. Мы с тобой так полетаем, как никогда. Я обещаю.
— Да… — улыбнулась я прозвучавшему в мужском голосе жаркому обещанию и безмолвно обхватила пальцами протянутую мне перьевую ручку.
— Вот здесь… — Элар прижал кончик пера к бумаге и нежно прикусил кожу над моей ключицей. — Давай же, малышка. Давай. Хочу тебя, хоть умри. Ну?
И тут внезапно из комы вышел мой мозг и заголосил, словно сошедшая с ума автомобильная сигнализация, усмиряя лаву и прогоняя без сожаления и без жалости, и страсть, и желание, и похоть.
