Впрочем, чему удивляться? Откуда мне было знать правду? Мой бывший девственности меня, конечно, лишил, но фактически я ею оставалась до сих пор, ибо он забыл рассказать, в чём же заключается вся прелесть физической любви.
С Эларом всё было иначе. Он меня пока даже не поцеловал, просто смотрел тяжело, пригвоздив к месту своим невероятным «звёздным» взглядом, да царапнул слух вот этим вот Вель…
— Вель, — повторил мужчина, и я почувствовала прикосновение к своей нижней губе. Он провёл по ней пальцем, осторожно стирая лишь ему видимый след. — Скажи, ты тоже чувствуешь это?
Чувствую? Божечки, ЭТО бурлит во мне, как лава в жерле вулкана. Одно неловкое движение — и извержение неизбежно.
— Я не знаю, — солгала я, боясь сказать правду. Уж больно неприлично она бы прозвучала.
— Знаешь, — заявил он, а потом медленно провёл языком по моим губам. — Знаешь.
Я распахнула глаза и, столкнувшись с его диким взглядом, попыталась вздохнуть, но не успела, потому что Элар накрыл мой рот своим и застонал глухо, когда я беспрекословно впустила внутрь его язык.
Если у пламени есть вкус, то это вкус Элара. Жадного и жаркого, беспощадного, решительного. Бороться с ним нет никакого смысла, да я и не собиралась.
И нет. Я не позабыла обо всём на свете. Там, на краю тонущего в желании сознания бился истеричной мыслью страх, звенела тонким колокольчиком тревога, пытаясь напомнить мне, что вот всему этому сейчас не место и не время. Мало того, что я оказалась в другом мире, так вообще не знаю целующего меня мужчину…
Но я отказывалась прислушиваться к гласу разума, потому что внутри меня бурлила и дрожала лава, и только Элар знал, что нужно сделать, чтобы она не успокоилась — ни в коем случае! — чтобы наоборот сожгла дотла нас обоих.
С каким-то первобытным рычанием он содрал с меня майку и застыл, жадно глядя на мою грудь, прикрытую простеньким хлопковым лифчиком. Потрогал пальцем ставший каменным от возбуждения сосок и зашипел, когда я в ответ слегка царапнула его шею.
— Вель… — будто магическое заклинание повторил он и склонил голову.
Лизнул кожу над тканью, провёл языком по плотному материалу, а потом опрокинул меня на лежак, и в мгновение ока — я и пикнуть не успела! — стянул с меня велосипедки вместе с бельём, развёл в стороны мои колени и застыл, бесстыдно и жадно впитывая тёмным взглядом открывшееся ему зрелище.
— Красивая, — поведал осипшим голосом и, прокашлявшись, добавил:
— Ро-озовая. Выглядишь очень аппетитно.
