Слушайте, горы, повесть мою.
Я вам ее восхищенно спою.
«Это первые строки моей поэмы, - удовлетворенно подумал Говард. - Только смущает меня слово «восхищенно». Ведь не один восторг будет в моих стихах. Я пережил и трагические минуты. Это не любовный романс, а песнь. И почему я обращаюсь к горам? Что им до людских страстей? Что им до великой любви? Нет, для начала поэмы эти строки не годятся.»
Ничего огорчительного не было в творческих муках, это естественное состояние поэта. К тому же Говард уже нашел более точные строки, словно облака подсказали ему.
Слушайте, люди, песню мою.
Я ее вам, умирая, спою.
Понимая, что одно слово омрачает начало поэмы, Говард, однако, остановился на этом варианте. Он не видел в смерти ничего страшного. Страшно было бы жить, отказавшись от любви. Он собирался воспеть самую прекрасную женщину в мире, и ради этого стоило отдать все свои силы, чтобы они иссякли до последней капли. И тогда тело погрузится в сладкий сон, губы последний раз прошепчут милое имя, и душа останется навеки в тех строках, что он напишет.
Ничего лучшего для себя Говард не мог бы пожелать. Оставить этот бренный мир с песней о любимой на устах - что может быть красивее и благородней?!
Вот почему так хотелось ему остаться наедине с именем возлюбленной, чтобы никто не мешал остатки своих дней провести в сладком блаженстве.
Пройдет время, кто-то из людей посетит замок и обнаружит рукопись поэмы. Этот человек прочитает до конца исповедь Говарда и будет потрясен глубиной тех чувств, что пережил юноша. Поэма будет издана миллионными тиражами, во всех уголках земли будут повторять строки, написанные Говардом, юноши и девушки на его опыте станут учиться любить, то есть всей своей сутью проникнутся чувствами Говарда. Это и есть бессмертие! Чего же бояться смерти, если ее нет для него, для Говарда!
Но самое главное заключаться будет в том, что пламенные строки прочтет Она. Для нее будет потрясением узнать, как любил ее благородный юноша, которого она даже не замечала.
В эти торжественные минуты глубоких раздумий Говарду показалось, что он слышит стук колотушки, которым обычно предупреждали о своем приходе гости. Дубовая колотушка, похожая на булаву, висела на воротах с внешней стороны. И теперь явно кто-то колотил ею.
Но может быть, Говарду показалось? Может, это дятел в лесу долбит своим клювом по сухому дереву, и звонкий звук разносится по окрестностям? Но нет, кто-то настойчиво стучал в ворота. Кто бы это мог быть? Если кто-то пришел из деревни, то он должен был как-то переплыть озеро. Лодка находилась на острове, другой не было. Если гость умудрился переправиться вплавь, то Говард не мог не услышать всплески воды, вокруг стояла звонкая тишина.
