- Обо мне не надо заботиться, - с ласковой улыбкой дотронулся до ее руки Говард. - Я счастлив, и не надо говорить обо мне в таком тоне. Запасов муки и крупы хватит на всю зиму. Много ли мне надо!
Он настоял на том, чтобы старая служанка взяла золотое блюдце и ожерелье матери.
- Этого хватит на жизнь, если продать, - сказал он, сам того не понимая, насколько щедр.
Такие дорогие подарки Линда ни за что не взяла бы, но, подумав о том, какие пышные похороны могут деревенские устроить ей, согласилась. Ей очень хотелось, чтобы ее ровесницы завидовали ей и думали, как хорошо Линда в свое время устроилась у господ, как сытно жила, если на свои похороны оставила столько денег. Мужчины могут на славу погулять, и хромой Мартин, когда-то бывший таким красавцем, возможно, на этот раз пожалеет, что когда-то предпочел другую.
Так и не удалось бывшей служанке выяснить, как можно быть счастливым, оставаясь в одиночестве в огромном пустом замке без единого пенса в кармане. Утром она собрала пожитки. Говард на лодке переправил ее с острова. Они еще раз попрощались, и служанка пошла по узкой тропе и вскоре скрылась за лохматыми елями.
Вернувшись на остров, Говард поднялся на башню и остановился у чугунных перил под крышей в виде шатра, которая держалась на четырех столбах по углам.
Он видел белую змейку тропы, которая вилась по низине между горами, где долго еще различалась темная фигурка служанки, потом исчезла, уменьшилась до величины муравья, и глаза уже не могли ее различить.
«Может быть, сегодня я видел последнего в моей жизни человека, - подумал Говард. - Но в моей душе нет печали и сожаления. Я спокоен, как вода озера в этот полуденный час, когда солнце смотрит с высоты и лучи его проникают вглубь, но не достигают дна. Отныне я буду жить один. Никто не станет мне мешать, отвлекать от тех мыслей, что мне приятны, и наконец-то я могу молчать, сколько мне заблагорассудится. Но я могу и вслух, во весь голос, чтоб слышали горы, читать стихи, которые сочиню. Какое счастье - этого никто не может понять! - произносить имя любимой, когда мне этого захочется, никого не стесняясь, не опасаясь, что кто-то может услышать. Бывают минуты, когда я хочу выкрикнуть это прелестное, это самое чудное имя в мире и теперь я могу это сделать в любую минуту. Я обрел полную свободу! Я самый счастливый человек на планете!»
Набрав полную грудь воздуха, Говард шумно выдохнул, словно этим обозначил свое новое существование. Он нахмурил лоб и задумался, потом вскинул голову и произнес:
