Заложники | страница 37
Но получилось совсем не так, как мы предполагали. В какую-то очередную нашу встречу Эдик поведал, что Кривулин снял себе однокомнатную квартиру у каких-то знакомых, укативших за рубеж то ли на год, то ли на два, и в те дни, когда ему не нужно на службу, живет там - музыку слушает, книжки почитывает, попивает винцо... Как говорится, красиво жить не запретишь. Домой же наведывается два-три раза в неделю, с дочкой погулять, еще что-нибудь. Эдик его спросил, как жена к этому относится, а он пожал плечами: как бы ни относилась... В конце концов у них у каждого своя жизнь, свои интересы. Да и не очень он им нужен. Дочка уже довольно большая, а угол у человека обязательно должен быть, чтоб спрятаться, укрыться, просто необходимо. Только хуже друг другу делаем, когда мельтешим перед глазами, только раздражаем, одному хочется читать, другому телевизор смотреть, третьему еще что. Вообще, говорит, людям вредно долго находиться вместе, характер портится, отношения становятся стертыми, тусклыми...
Кто его знает, может, он и прав был, Кривулин, - только разве тут поймешь, как правильно, чтоб на всех один закон. Попробуй вон Костя Зайчонский со своими тремя детьми жить отдельно - как бы тогда? Может, и жене его тоже хотелось отдельно от этой оравы, да и от него, кто знает? Тут ведь с какой стороны посмотреть. Впрочем, Кривулину было виднее - каждый строит свою жизнь, как умеет, так, значит, так, но все почему-то сразу глубоко задумались, ушли в себя - после того как Эдик рассказал.
Наверное, каждый представил себе свою жизнь, прикинул ее и так, и сяк, и на манер Кривулина. И - забыли, заговорили о другом, словно решив про себя, верней, про него: его, в конце концов, дело. Каждому свое. Парень неглупый, питерец - знает, что делает. И в общем везунчик. Все есть, даже квартиру удалось снять, когда некоторые годами мыкались по углам, не могли найти ничего подходящего: то деньги огромные, которые на дороге не валяются, то где-то у черта на рогах, то еще что...
Приятно, если у человека все ладится, все к нему само идет. И состояние невесомости, оно тоже приятное, желанное, мы ведь и в баню ходили ради него, набирая жара столько, чтобы вдруг исчезнуть из этого мира, временно, и потом вновь вой-ти в прежние двери - тянуть, тянуть этот тяжкий, постылый, радостный, неизбежный воз, выжимавший из нас последние соки и таинственно возвращающий их, иногда слишком поздно, что уже было не вытянуть.