. Местоположение указанных объектов Н.П. Барсов определял, по-видимому, с помощью современных ему географических карт и списков населенных мест, не всегда учитывая разыскания своих предшественников. В результате многие его отождествления оказались ошибочными, а целый ряд объектов — не отысканными
[64].
Другая книга Н.П. Барсова содержит меньше конкретных сведений о Северо-Восточной Руси, но представляет некоторый интерес с точки зрения постановки и решения более общих историкогеографических задач. Автор попытался дать этническую характеристику населения Волго-Окского междуречья до прихода туда славян, выяснить центры и направления славянской колонизации, определить границы между различными восточнославянскими племенами в этом районе, установить, какие северо-восточные славянские центры и в какой период находились в подчинении Новгорода и Киева[65]. Таким образом, проблема становления и развития собственно государственной территории на Северо-востоке заняла в работе Н.П. Барсова довольно скромное место. В своем исследовании Н.П. Барсов ограничился данными Повести временных лет и топонимическими свидетельствами географических карт и списков населенных мест XIX в., иногда — грамот XVI в. и писцовых описаний XVII в. Отсутствие источниковедческого анализа Повести временных лет и неудачное использование топонимии[66] привели Н.П. Барсова к выводам явно сомнительного характера. Ошибочно считая вслед за М.П. Погодиным восточнославянские племена отдельными княжениями, Н.П. Барсов и племенную территорию рассматривал как государственную и не находил ее принципиальных отличий от территории эпохи развитого феодализма. Напротив, по его мнению, границы племен в IX в. определили границы княжеств XII–XIV вв.[67] Расширение же территории Н.П. Барсов, как и С.М. Соловьев, объяснял исключительно природными особенностями тех районов, где жили восточнославянские племена[68]. У Н.П. Барсова была, правда, робкая попытка связать эволюцию территории (по крайней мере, развитие административно-территориального деления) с социальными изменениями [69], но характер последних оставался неясен самому Н.П. Барсову. Такое стремление только нарушило стройность его концепции о естественногеографической обусловленности территориальных модификаций. В целом книга Н.П. Барсова внесла мало нового в разработку проблемы о формировании древнерусской государственной территории на Северо-Востоке[70]. Перенос же топонимических данных XIX в. в IX–XII вв. только усложнил решение тех конкретных вопросов, которые стремился выяснить Н.П. Барсов.
