— Любовника?! — взвизгнула она. — Думаете, я позволяла дотронуться до себя этому отвратительному калеке? Мне еще в столице надоели его гнусные объятия!
— И все же вы позволили ему делить с вами ложе, — с презрением заметил судья Ди.
— Знаете, где он спал? На кухне! Я бы вообще на порог его не пускала, но он был мне нужен, чтобы отвечать за меня на любовные письма, да вдобавок он эти орхидеи покупал и ухаживал за ними, так что у меня всегда был цветок в волосах. А еще он служил привратником и приносил чай и закуски, когда сюда приходил кто-то из моих любовников. Думаете, я бы позволила ему что-то большее?
— Коли уж он всю жизнь свою бросил к вашим ногам, мне казалось возможным… — сдержанно начал судья Ди.
— Мерзкий глупец! — снова взорвалась она. — Даже когда я сказала ему, что больше не желаю его видеть, он кинулся за мной и говорил, будто жить не может, не видя, хоть изредка, моего лица — жалкий попрошайка! Его нелепая преданность вредила моей репутации. Именно из-за него я оставила столицу и похоронила себя в этой глуши. Какой же я была дурой, что доверилась этому жалкому идиоту! Оставил обвиняющую меня записку! Грязный предатель, он погубил меня!
Злобная гримаса исказила ее красивое лицо. Маленькая ножка топнула об пол в бессильной ярости.
— Нет, — произнес судья Ди. — Ван не обвинил вас. Все, что я говорил о записке, — это неправда. Кроме нескольких картин с орхидеями, которые он рисовал, думая о вас, в его комнате не нашлось ни единой улики. Несчастный, обманутый человек остался верен вам до конца!
Он хлопнул в ладоши. Когда в комнату ворвался начальник стражи со своими подчиненными, судья приказал:
— Закуйте эту женщину в цепи и заприте в темницу. Она призналась в подлом убийстве.
Когда стражники схватили ее, судья произнес:
— Поскольку в этом деле нет ни единого повода для милосердия, вы будете обезглавлены.
Он повернулся и ушел, старшина Хун последовал за ним. Неистовые стенания женщины утонули в громких криках и радостном хохоте стайки детей, что бежали по улице, размахивая ярко раскрашенными фонариками.
Вернувшись в управу, судья Ди сразу повел Хуна в свои личные покои. Направляясь к задней гостиной, он сказал:
— Давай выпьем по чашечке чая, прежде чем мы присоединимся к обеду на женской половине.
Они сели за круглый стол. Большой фонарь, прикрепленный к карнизу, и те, что висели на кустах, были погашены, но полная луна озаряла комнату призрачным светом.
Судья Ди сразу опустошил свою чашку, откинулся в кресле и начал без всяких предисловий:
