Мейви хихикает.
– Просто ты завидуешь, что тебе нельзя играть с острыми предметами, – замечает она.
– Верно, – соглашается Каллум и, подобрав один из запасных ножей, принимается крутить его между пальцами. – Всегда мечтал отточить мастерство владения ножом размером с ноготь, чтобы разрезать пластик.
Если раньше мне хотелось, чтобы моя гравюра выглядела хорошо, то теперь, в присутствии Каллума, хочется этого в десять раз сильнее. Ведь я ему в первую очередь понравилась потому, что он счел меня талантливой художницей. А сейчас в студии он может сравнить мою работу и гравюру Мейви и убедиться, что я, в лучшем случае, всего лишь середнячок. Может, если еще раз пройтись по контуру кружки, сделать его глубже, то получится стиль ар-деко…
– Блин! – Я снова прорезаю линолеум насквозь.
Но Мейви и Каллум как раз увлеченно шутят по поводу того, что когда-то вытворил Майкл, и даже не замечают, насколько я расстроена. Да и я стараюсь этого не показывать. Чувствую, что вот-вот расплачусь, а потому лихорадочно думаю о том, как бы убраться подальше от Каллума, чтобы он не увидел, что мое зареванное лицо страшнее, чем у Ким Кардашьян.
– Пойду порисую, – говорю я, и тогда они оба смотрят на меня. Поспешно добавляю: – Я забыла, что мне нужно кое-что нарисовать для дедушки.
– Хочешь, чтобы я отпечатала твою гравюру за тебя? – спрашивает Мейви.
– Нет, – слишком торопливо отвечаю я. – Все равно фигня получилась.
Я хватаю свою сумку и направляюсь прочь из студии. Внезапно лямка от сумки цепляется за дверную ручку, и они молча наблюдают за тем, как я несколько секунд с ней вожусь.
– Ну ладно, – говорю я, когда мне удается отцепиться. – Пока.
Но, оказавшись за дверью, даю волю слезам.
* * *
С холстом и красками в обнимку я взбираюсь на скалистый берег, откуда виден далекий маяк, и устанавливаю в траве мольберт. Буду рисовать пейзаж.
Для Ирландии дедушка не давал мне задания, решив, что мне хватит рисования по программе. Но я все равно ощущаю потребность что-то сделать для него: показать, как я благодарна за то, что оказалась здесь, и как многому научилась всего за несколько недель с мастерами своего дела. Дома я никогда не рисовала пейзажи – они казались мне чем-то скучным, что потом можно повесить лишь в кабинете стоматолога. Но после лекции Деклана об Уильяме Тёрнере я вдруг загорелась идеей нарисовать воду. Тёрнер писал бушующие моря и борющиеся со штормами корабли. Деклан поведал нам об одном его приеме: с помощью света он выделял определенные участки картины для создания контраста между мечтой и суровой реальностью.
