Книжица наших забав | страница 23

В винчестерском дворце была комната, украшенная росписями; один уголок в ней по королевскому приказу был оставлен пустым, а позже король Генрих велел изобразить там орла и четырех орлят: двое когтями и клювами терзали орлу крылья, третий — чресла, а четвертый взобрался отцу на шею и норовил выклевать глаза. Спрошенный, что это значит, король отвечал: эти четверо — мои сыновья, которые до смерти не перестанут меня преследовать, а младший из них[33], которому я выказываю такую любовь и приязнь, будет наскакивать на меня много жесточе остальных (Gir. Camb. De princ. inst III. 26).

Один монах из аббатства Фонтене до своего вступления в орден путешествовал по торговым делам в языческих землях, имея спутником юношу-христианина. Забредши однажды в рощу, в глубине ее они обнаружили огромного деревянного идола, обмазанного смолой, и, воспламененные христианской ревностью, разрубили его на куски и сожгли. Ночью монаху приснился злой дух в образе идола, который, горстями швыряя ему в глаза горячие угли, кричал: «Ты вчера меня спалил, а нынче я тебя спалю». Проснулся он с болью в глазах и долго еще ею мучился (Herb. Clar. De mir. III. 35).

В Штаммхайме, деревне Кельнского епископства, жил рыцарь, на ту пору бывший за морем. Ночью служанка вывела детей перед сном на двор по природной нужде. Какая-то женщина, в белом платье и с бледным лицом, молча глядела на них из-за забора. Служанке страшно сделалось от ее взгляда. Женщина ушла и принялась глядеть на двор к соседям, а потом двинулась в сторону кладбища. Через несколько дней старший ребенок заболел и сказал: «На седьмой день я умру; еще семь дней, и умрет моя сестрица Дирина; а еще через неделю и сестрица меньшая». После их смерти умерли мать со служанкой, а там начали умирать и у соседей (Caes. Dial. XI. 63).

Один рыцарь, умирая, оставил сыну добро, нажитое ростовщичеством. Ночью застучали в ворота; слуга спрашивает, кто там. «Пусти, — говорят ему, — это я, хозяин сего имения», и называет себя по имени. Слуга, выглянув в щелку, признал его и говорит: «Хозяин мой помер, я тебя не пущу». Мертвый стучать не оставляет; видя, однако же, что проку в том мало, наконец говорит: «Снеси эту рыбу, которою я кормлюсь, сыну моему: повету ее тут, на воротах». Утром вышли и нашли на веревке множество жаб и змей. Такую снедь, прибавляет Цезарий, серным огнем запивают