— Мне восемнадцать лет, — тихо сказала она. — И ты ко мне не приставал.
— И еще ты очень фотогенична, — вспомнил я.
— Да.
— Проверим?
Я взял смартфон, перевел его в режим камеры. Рита кивнула, соглашаясь позировать, приосанилась, улыбнулась с робким кокетством, а я нажал на кнопку, оцифровывая прекрасный девичий образ.
Ее фотокопия действительно выглядела лучше, чем оригинал, — меньше естественности, больше подчеркнутости. А если еще студийную фотосессию провести…
— Ну как? — спросила Рита.
— Пока никак, — качнул головой я. — Промыть, проявить, закрепить, отпечатать.
На самом деле даже я не знал, не видел, как проявлялись и распечатывались фотографии с пленки, а современная молодежь и вовсе представления об этом не имела. И все же Рита меня умыла.
— Пленку просушить забыл, — насмешливо сказала она.
Я улыбнулся, вспомнив ее с книгой в обнимку. Читающий человек не может быть невеждой.
— Пойду просушу, — кивнул я, открывая дверь в свою комнату.
Рита потянулась за мной, я почувствовал ее пальцы на своей руке, остановился.
— Ты со мной? — спросил я.
— Мы не можем быть вместе. — Она вздохнула, как будто сожалела об этом.
— Почему?
— Ты сам все узнаешь, — поворачиваясь ко мне спиной, дрогнувшим голосом сказала она.
Я качнул головой, глядя, как Рита скрывается в своей комнате. Она бросила на меня прощальный взгляд, обреченно вздохнула и стремительно закрыла дверь, как будто отсекала прошлое от настоящего. Меня ждала какая-то страшная тайна, я чувствовал это на всех семи уровнях своего сознания, но за компьютер всё же сел.
Над головой — засиженный мухами потолок, лампочка мерцает, светить ей осталось совсем чуть-чуть. Над ночным кладбищем — мертвая тишина, покойники спят под своими крестами, их души фосфорными огоньками парят над могилами.
И лампочка должна умереть, и люди, которые выпивали под ней: неряшливый сторож с бородой, его дружок такой же заплеванной внешности, с обрезанным ухом. Лампочка перегорала, а выпивохи разливали по стаканам паленую, смертельно ядовитую водку. Осталось только выпить, и все…
Но шумно захлопнулась дверь в сторожку, корноухий встревоженно пожал плечами. Все это время дверь оставалась закрытой, как она могла с шумом захлопнуться? Сторож тронул собутыльника за плечо, поднял стакан — не стоит отвлекаться, забивать голову шарадами. Кладбище вокруг, у чертовщины здесь постоянная прописка. Но за окном громко-громко крикнул сыч, корноухий со страху подскочил, рванул прочь из сторожки. И застыл как вкопанный, увидев девушку в белом саване, которая шла к нему. Волосы распущены, руки раскинуты, глаза широко раскрыты, лицо иссиня-бледное, губы кроваво-красные. Корноухий охнул, схватился за сердце, осел на землю и лег на спину, откинув руку. А покойница продолжала свой путь, не замечая его. Она шла к воротам, в живой мир…
