Мистер Дулик трет глаза. Он что, плачет?
«Чтобы летать с быстротой мысли или, говоря иначе, летать куда хочешь, нужно прежде всего понять, что ты уже прилетел», – пишет он на доске оранжевым мелом.
– Пять лет! – восклицает он. Джейн-Энн подскакивает на стуле. – И все, друзья мои. Пять гребаных лет!
Мы сидим, не моргая, замершие во времени и пространстве, дивясь, выжидая…
– Эта планета. Матушка-земля, друзья мои, понимаете? Мы! Все мы гибнем. Наши ресурсы попросту заканчиваются, – огибает стол. – Загрязнение окружающей среды, человечество – все это уже слишком. И ресурсов не хватит, чтобы помочь. Тысяча девятьсот семьдесят восьмой – наш последний год на Земле…
Джейн-Энн начинает подвывать. Пара других нытиков подхватывают ее всхлипы. Остальной класс сидит неподвижно и молча. Я не моргаю. Иначе, боюсь, что-то пропущу.
Мистер Дулик хватается за голову, сжимает ее изо всех сил, потом поднимает вверх руки с растопыренными пальцами и…
– ПУФФ! Ничего нет. Совсем ничего. Атомная бомба, друзья мои, не оставит ничего. Все это время к нам подкрадывался гребаный… – Он сокрушенно качает головой и снова смотрит в окно.
Всхлипы в классе становятся громче. Он не слышит, застряв где-то в другом месте, в своем разуме. И только Лейси Таррингтон, сидящая в первом ряду, тянет вверх руку. Учитель не видит и не вызывает ее, поэтому она откашливается, чтобы сказать за всех:
– Мистер Дулик, сэр… вы меня пугаете.
Тот вздрагивает и приходит в себя.
– О простите, я не хотел… о боже!
Руки торопливо рыщут в густых кудрявых волосах. Два огромных пятна пота под мышками – точно тест Роршаха: мне видятся крылья летучей мыши.
– Слушайте, я все время перечитываю эту книгу, – говорит он. – Наш мир становится перенаселенным. Мы достигли предела. Мы не успеваем. Но послушайте… – Дулик убегает обратно за стол. – Вот, – говорит он, указывая на цитату. – Вот как мы сможем выжить. Вот как вы можете все изменить. Сейчас. Изменить все это. Вот!
Он снова улыбается, глядя нам в глаза. Глаза, все еще контуженные произошедшим только что. Дулик славится собственными шекспировскими инсценировками, но это было чересчур даже для него.
– Вы, ребята, – говорит он. – Вы все такие прекрасные! Вы и сами это знаете, верно? Вы – будущее. Вы – те, кто сможет все изменить. Вы.
Я не верю. Когда он сканирует взглядом каждое лицо, медленно приближаясь к моему, резко наклоняю голову, мысленно насвистывая «Девушку из Ипанемы».
Потом: классная дверь со скрипом открывается, и гигантская игла скрежещет, царапая винил планеты. Потому что, когда мистер Дулик прислоняется к доске, я вижу, как в класс входят убитые в хлам «чаки».
