Венец | страница 65
А где я здесь пустырник найду? — Успокаивающее на войну не берут. А кровеостанавливающее — обязательно.
Наконец, смогла сказать:
— Ка-катеньку. В По-порубе. Убили-и-и…
Как оглоблей. Из-за угла по голове.
Допил её отвар.
Выпил спирт, который ей притащили.
Не, не светлеет.
Блин! Уелбантуренный факеншитно!
И чего делать?
С Гапой говорить бестолку. Пойду-ка я, посмотрю-ка. Как же эдакое могло…
Она опять в слёзы, не пускает, цепляется.
— Не уходи!
Совсем Гапушка… рассыпалась. Понятно: Катерина ей многие годы всем была. Сестрёнкой младшей, госпожой, воспитанницей… Солнышко, вокруг которого вся жизнь годами крутилась. Гапа по ней столько скучала, вспоминала. Так радовалась, когда Катерина сыскалась, так рвалась сюда…
— Надо, Гапа. Хочу знать. Что да как. И — кто.
«Хочу всё знать»? — Нет. Не хочу. Чтобы было — не хочу. А что было — должен. Чтобы — не было.
Когда рассвело в город прибыли мои вспомогательные службы. В частности, Ноготок с подручными. Тема обговаривалась заранее, дали силовую поддержку, и он отправился в Поруб. Смысл понятен: там тати да душегубы, выпускать их в город… имеет смысл только в определённых условиях. Так-то, для грабежей и убийств и нас, в смысле: воинства православного, достаточно.
Ещё в Порубе должны быть какие-то… «политические». Они местные, а мне нужно знать: кто в городе чем дышит.
Есть упёртые противники лично Боголюбского. «Кровники». Он же в предшествующих усобицах не просто так по воздуху саблей махал.
Есть «фанаты» волынских. Их надо выявить и пустить в разработку: война-то не кончилась.
Есть «закоренелые» сторонники Ростика. И, вероятно, смоленских князей. Что может быть использовано.
Все эти люди ходят по городу, по этим улицам, сидят в своих домах, чувствуют, думают, планируют, сговариваются, ножи точат… Надобно их выявить и… иллюминировать. В первоначальном смысле этого слова.
«Воровской призыв», «неправда митрополичья»… противодействие этому было. Выражалось конкретными людьми. Некоторых посадили, интересно бы послушать.
Судя по событиям этой ночи, кто-то наверху у волынцев понимал ценность Поруба. Чей-то отряд пытался прорваться от детинца к тюрьме. Но нарвался по дороге на мою базу, был частично истреблён, частично бежал. Сбежала и охрана: у стражи из городового полка свои приоритеты. Служители, которые при тюрьме живут, тоже рассосались. Выпустить сидельцев никто не удосужился.
В Порубе было шумно, как бывает обычно в подобных заведениях при смене персонала. Сидельцы пытались обратить на себя внимание и установить с новыми вертухаями новые «межличностные отношения». Более благоприятные. Вплоть до спонтанного амнистирования в форме «пшёл с отсюда нах…».