Развал «Западной коалиции» — условие пресечения усобицы на «Святой Руси». Совсем без войны не обойтись, но хорошо бы перетянуть на свою сторону «младших партнёров» Волынских. Кирилл, с его общерусским авторитетом книжного мудреца и «правильного» христианского пастыря, мог стать одним из факторов. Причиной, по которой сотню-другую Туровских и Пинских гридней не придётся убивать, тысячи мирных жителей не будут угнаны в полон из сожжённых деревень и городков.
Сильнейшее душевное потрясение от «отдраконивания», в котором я застал его, не дало ему сил и времени на глубокое, логическое, взвешенное осмысление возможных раскладов. Сработали типовые реакции: благодарность к спасителю, стремление к проповеди мира и смирения, предчувствие эйфории от выступления перед многочисленным собранием и восторга слушателей…
Кирилл пришёл в Десятинную. И «вострубил осанну». «Хромцу» из своей притчи, ворующего виноград из господского виноградника, который обязался охранять. Государю Всея Руси.
— Заковать, заткнуть, замотать. В сани и к нам на подворье.
«Поле боя», в смысле: подземелье, имитирующее древнюю Иерусалимскую мусорку, осталось за нами. Включая живого «хрипатого». Пока живого. К нему и относилась моя реплика.
Топор попал ему в голову вскользь. Содрана кожа с виска, пол-лица залито кровью, серьёзная контузия. Выживет? — Иншалла. Дорезать? — А надо ли? Человек, способный «отдраконить» «златоуста»… нечастое явление. У всех — табу, а архипастыри на Руси… разные. Некоторых придётся… «нагибать». «Архи-мастер нагибалова архи-иереев». В хозяйстве может пригодиться. Забираем и оказываем первую медицинскую. Дальше… по воле Божьей.
Охрим командовал упаковкой пленного и одновременно комментировал «бой на саркофагах»:
— Черниговские. Из Любеча. Охотники. Знали куда лезть — прибарахлились не худо. Вояки… так себе. Рубить могут, колоть или, там, слив с переходом — нет. Выпивши. Мы их всех… А вот монашек, которого они на гробах каменных… воет. Дорезать?
— Нет. Возьми у игумена ещё сани. Под монашка. И ещё одни — под барахло.
Охрим убежал, а я подошёл к саркофагам. Близко не подойти: всё залито кровью. Глубокие рубленные, колотые, резанные раны, «удар с проворотом»… из четырёх здоровых мужчин вытекает много. Быстро вытекает.
Посреди на глазах растущей чёрной лужи, вжавшись лицом в чёрный камень саркофага, лежит и негромко воет «золотоволоска». Посвечивая «золотыми волосами» и очень белой кожей обнажённого тела. То и другое густо заляпано, замарано кровью. Обидчики мертвы, но счастья это не принесло.
