Венец | страница 33



Я уже говорил: каждый персонаж «золотой нашлёпки» — затычка на канализационной трубе, этого пришибёшь — другое, свежее дерьмо наверх вылезет.


А не придти ли бедняге на выручку? Осознаёт ли «выручаемый» всю глубину постигших его неприятностей? Или ему нравится процесс, а моё вмешательство будет воспринято как нежелательная, весьма досадная помеха? Понимает ли он перспективу скорой смерти? И как он к этому относится? Как к истово желаемому мученичеству, открывающему кратчайший путь к цели всего земного существования, к награде за многолетние монашеские подвиги — вратам в райские кущи?

Что есть «хорошо», и что есть «плохо» для конкретного архипастыря? Не будет ли моё вмешательство «навязанной услугой»? Не является ли оказание помощи христианину, особенно — священнослужителю, в части избавления его от страданий, от смерти — препятствованием в достижении его личных экзистенциальных целей?

Не представляет ли наблюдаемый процесс наглядное выражение того, что так горделиво описывает ап. Павел: юродствование Христа ради?

Не в этом ли состоит для Кирилла «смысл жизни»? Могу ли я позволить себе её «обессмыслить»? Если я выступлю в роли преграды на пути его души к вечному блаженству, то ни о какой благодарности не может быть и речи.

Короче: следует ли не мешать этим добрым людям продолжать их игрища? А уж потом, когда епископ, заливая пол кровью из перерезанного горла, вознесётся в Царство Божье, где сонмы ангелов небесных «Вас встретят радостно у входа», приступить к исполнению законов мира тварного, ничтожного, земного. В моём личном их понимании.


Наверху лестницы раздался лязг и топот. Я отскочил на пару ступенек вверх и злобно зашипел навстречу спускающимся. Слоны, факеншит, подкованные! И подков нет, но так грохочут!

Свалившийся мне на грудь споткнувшийся на ступеньках Охрим растерянно крутил одиноким глазом:

— Мы… спешно… на подмогу…

— Факенш-ш-ш-ш-ит! Т-ш-ш-ш…

Команда замерла кто где стоял. Даже дышать перестали.

Хорошие ребята. Очень хорошие. Но шумные. Тоже — очень.

— Выдохните. Тихо. Сухан — ко мне. Выглянь влево. Заднего снять топором. Аккуратно. Так, чтобы он мечом переднего не зарезал. Погоди. Охрим. Глянь вправо. Всех стоячих бить.

— Насмерть?

— Как получится. Сухан, готов?

— Рисково.

— Ждём.

Ребята подтянулись к выходу, построились плотненько.

Проход узкий, а люди с оружием громоздки. Мне пришлось, чтобы не мешать бойцам, перебраться в конец построения.

Мы молча стояли в темноте лестницы.