— Того стяг и честь с душой нешла. (Его стяг и почесть отошли вместе с душой)
У него уже не просят военный отряд для сопровождения — просто пару-тройку слуг. Знак: «ты — с нами». Но Попрыгунчик старается «сохранить возможность». Возможность предать «своих» и присягнуть возвращающемуся Жиздору.
Типа:
— Виноват, бес попутал. Но они такие… плохие. Я от них… ну, совсем. Даже и хоронить не помог.
Прямо такое не говорится. У нас «страна советов», а не «страна баранов». Он и даёт вдове «добрый совет»:
— А возьми попов борисоглебских.
Владыко Киприан, игумен Вышгородского Борисо-Глебского монастыря (по другой версии — Поликарп из Печерского) собирает попов и отвозит гроб в Янчин монастырь. Где Добренького закапывают. Как отмечает летописец: «при великой радости киевлян».
Здесь не только взаимоотношения между князьями русскими в духе: «сдох Аким ну хрен с ним». Хорошо видна ненависть «битых воров противу закона русского» к победителям. Не между северянами и южанами, не между киевлянами и суздальцами, волынцами и смоленцами, а между сторонниками «неотъемлемых прав: жизни, свободы, собственности», в форме «новогородских вольностей» боярского олигархата, с «указать князю порог» и «Сместным судом», и сторонниками «Закона Русского».
«Воры» — не раскаялись, «законники» — не доделали.
Не понимание ли неизбежности подобного — одна из причин упорного нежелания Боголюбского идти в Киев? — Не помогло, в РИ Попрыгунчик дотянулся и в Боголюбово.
Чисто к слову: в РИ Жиздор занимает Киев и подступает к Вышгороду. Измена у Попрыгунчика не складывается, «перебежать» не удаётся. Похоже, в цене не сошлись. Надо воевать.
У Попрыгунчика достаточно войск: своя дружина, отряды от братьев. И специфические, «на измену» повёрнутые, мозги. Он подкупает командира галицкого отряда в войске Жиздора боярина Константина. Тот делает фальшивую грамоту от имени своего князя Остомысла с приказом возвращаться в Галич и уходит.
Зараза обмана, лжи, измены продолжает распространятся. Захватывая всё новые земли и новых персонажей. Ещё через год галицкие бояре устроят заговор против своего князя, перебьют сто двадцать его людей и заставят «любоваться» публичным сожжением на площади матери двух его сыновей, любовницы Анастасии Чаровой.
* * *
Я представлял себе концентрацию злобы, которая бродила в этом городе. «Представлял» — по летописям, которые эти же люди и писали. Пост-знание. Не о событиях, а об их оценках участниками, характеризующих не факты, но самих сочинителей. Как Кадлубека в Польше.
