Оттоманские военнопленные в России в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. | страница 29
Что касается иных общественных организаций Турции, то, по нашим данным, зимой 1877–1878 гг. в Стамбуле был создан Комитет «İane-i Şitaiye», ставивший своей целью оказание помощи соотечественникам, находящимся в России (главным образом, теплой одеждой и продуктами питания). Однако, насколько нам удалось выяснить, никаких реальных последствий для пленных деятельность этого органа не имела[58].
4. Периодическая печать, как инструмент контроля, несмотря на ряд недостатков, продемонстрировала в годы войны достаточно высокую эффективность, во многом связанную с тем, что, как справедливо заметил С. И. Косарев, «газеты в это время получили возможность серьезно влиять на общественное мнение и, в некоторой степени, на политику правительств»[59]. К сказанному необходимо добавить, что на театрах военных действий пресса (главным образом, иностранная) стала, фактически, единственным субъектом контроля за соблюдением порядка и правил обращения с военнопленными.
Пункт 19 Приказа Смоленского уездного воинского начальника от 1 августа 1877 г. № 213 о прикомандировании к местному батальону и постановке на все виды довольствия группы пленных нижних чинов. (ГАСО. Ф. 86. Оп. 1. Д. 13. Л. 111об.)
Правда, как участники исследуемых событий, так и современные российские ученые солидарны в том, что в 1877–1878 гг. зарубежная периодическая печать, в первую очередь, английская, относилась к России и ее вооруженным силам откровенно предвзято[60]. Причем, настолько предвзято, что «уже к осени 1877 г. у значительной части британцев, впрочем, как и у многих жителей других европейских государств, взгляд на балканские события и на роль в них Российской империи обрел устойчиво негативный характер»[61].
В контексте исследуемой темы мы не вполне разделяем приведенную точку зрения, поскольку считаем, что, с одной стороны, серьезные издания, такие как, например «The Times» или «The Daily News» относились к русской армии с не бо́льшим (а может быть даже и «с меньшим») предубеждением, чем к турецкой, а с другой, — информация европейских и американских газет об убийствах русскими раненых турок и о негуманном обращении с пленными, в известной степени, соответствовала действительности[62]. Другое дело, что истина часто тонула в потоках нелепых слухов, во многом дискредитируя всю рассматриваемую разновидность контроля.
Тем не менее, нам кажется в высшей степени примечательным то, что российское военно-политическое руководство вплоть до конца войны продолжало упорно «отбиваться» от необъятной западной прессы, не делая исключений даже для заведомо абсурдных публикаций. К примеру, 17 февраля 1878 г. начальник штаба действующей армии генерал-адъютант А. А. Непокойчицкий писал Командующему войсками гвардии и кавалерии генерал-адъютанту И. В. Гурко: «Товарищ Министра иностранных дел телеграфирует мне из С.-Петербурга от 16 сего февраля: "Иностранные газеты говорят, что из четырех докторов польского происхождения, взятых в турецких госпиталях в Софии, — три были повешены нами (!? — В.П.), а четвертый спасся благодаря английскому паспорту. Ввиду необходимости опровержения благоволите восстановить истину". Сообщая об этом <…>, имею честь покорнейше просить уведомить меня для официального опровержения вышеизложенного и восстановления истины о том, что вам известно о врачах польского происхождения турецких госпиталей в Софии и что могло бы подать повод к приведенному выше заявлению иностранных газет»
